— Хорошо! Так вот как вы думаете, простодушный и легковерный молодой человек! — заметил он писарю. — Когда будете опытнее в судебных делах, вы узнаете, что проницательный судья должен отыскивать самые простые и естественные объяснения, потому что они, как правило, справедливы. Так и теперь. Разве не может быть, что какой-нибудь бесстрашный прохожий осмотрел карманы юноши до вашего прихода? А я побьюсь об заклад, что тот, кто первый нашел тело и донес об этом, произвел эту нехитрую операцию.
Этот урок, данный старым практиком в присутствии стольких почтенных особ, смутил Флоризеля; но он, собравшись, продолжил:
— Вы человек искусный, мосье Блиндэ; жаль, что суд не часто прибегает к вашим советам; никакой злодей на двух или четырех ногах не мог бы ускользнуть от вас. Но если вы так проницательны, объясните мне также происшествия, которые были предметом второго следствия, где я участвовал. На этот раз дело было о четырехлетием ребенке, которого мать оставила одного в колыбели, пока ходила в поле. Дом их стоит недалеко от леса, в отдалении от прочих домов. Где-то через час мать вернулась и нашла своего ребенка мертвым — растерзанным в нескольких шагах от колыбели. Но самое непонятное во всем этом другое: женщина поклялась нам, что, выходя, она заперла дверь дома на щеколду, и когда она воротилась, дверь эта была заперта точно таким же образом. Бальи двадцать раз задавал ей тот же вопрос и двадцать раз получил тот же ответ. Стало быть, если волк опустошает страну, то этот волк умеет отворять и запирать двери… Что вы скажете на это, господин Блиндэ?
Любопытство слушателей было растревожено; все обернулись к Блиндэ, чтобы услышать его мнение на счет этого странного обстоятельства. Блиндэ почесал за ухом, что было не так-то просто сделать из-за его огромного парика, и сказал с важностью:
— Да уж, не думаю, что волк смог бы отворить дверь, запертую на щеколду. Не буду вас убеждать, что хищный зверь, привлеченный криками ребенка, встал на задние лапы и отодвинул щеколду. Я думаю, скорее, что крестьянка хочет оправдать свою непредусмотрительность…
— Еще раз повторяю: она поклялась нам, что не может упрекнуть себя в какой небрежности. Впрочем, предположим, что она оставила дверь отпертой, как же эта дверь закрылась к моменту ее возращения?
— Быть может, ветер…
— Пусть эти господа и дамы рассудят, — сказал писарь, обращаясь к слушателям, которые действительно, казалось, не были удовлетворены объяснениями Блиндэ. — Я, несмотря на мое уважение к опытности мосье Блиндэ, остаюсь при своем мнении: жеводанский зверь — совсем не то, что о нем думают.
Это было сказано тоном оракула, который произвел большое впечатление на присутствующих. Наступило минутное молчание.
— По вашему мнению, что же это такое, мосье Флоризель? — спросила хорошенькая трактирщица. — Барон Ларош-Боассо уверяет, что это волк, а он, кажется, должен знать толк в этом…
— Я слышал, что это рысь… Этот зверь видит сквозь стены, — сказал бочарь.
— А я думаю, что это лев, вырвавшийся из зверинца Монпелье, — прибавил торговец швейными товарами.
— А я полагаю, — возразил Блиндэ с притворной серьезностью, — что это слон. Слон, вы знаете, может при помощи своего хобота делать массу разных вещей; таким образом объясняется, как этот зверь мог отворить и затворить дверь!
Общий хохот встретил эти слова. Только одна мадам Ришар восприняла шутку всерьез.
— А если бы и слон, — сказала она наивно, — барон Ларош-Боассо такой искусный охотник, что сумеет с ним справиться! Ручаюсь вам!
Между тем Флоризель обиделся на сарказм Блиндэ и ответил, закусив губу:
— Каждый вправе приписывать несчастья страны крысе, льву, даже слону, как предполагает мосье Блиндэ со своей необыкновенной проницательностью. А я же имею на этот счет свое мнение и утверждаю, что это зверь… мнимый жеводанский зверь…
— Волк! — сказал грубый голос откуда-то из последних рядов собравшихся. — Я это знаю, потому что видел его! И не позже, как вчера вечером!
Новый собеседник, высокий и сильный крестьянин, только в эту минуту пришел из соседнего села. Он держал в одной руке свой кафтан и деревянные башмаки, а в другой — длинную палку, к концу которой был прикреплен старый нож, придавая ей вид грубого копья. За ним, высунув язык, шла огромная собака в ошейнике с острыми шипами. Флоризель, раздраженный, что его прервали в ту самую минуту, когда он собирался выразить свое личное мнение о таинственном опустошителе страны, спросил, окидывая путешественника с ног до головы презрительным взглядом:
— Вы видели жеводанского зверя? А кто вы такой, приятель, что столь бесцеремонно вмешались в наш разговор?