— Я вас не понимаю… я не помню, что случилось; вид крови одурманил меня… Но вы заставили меня вспомнить, что сегодня я не осведомлялась о здоровье бедного раненого юноши! Да, точно, посреди этих забот я забыла о нем, совершенно забыла!
Говоря это, она вертелась направо и налево со смущенным видом, чтобы избежать проницательного взгляда своего собеседника.
В эту минуту приор Бонавантюр входил в зал, где остались только несколько дам и гостей, которые не бросили завтрак ради охоты. Приор с помощью сестры Маглоар и служанок привел в порядок свою одежду, и ничто в его облике, кроме легкой бледности на добродушном лице, не выдавало вчерашней усталости и волнений. Кристина подбежала к нему.
— Здравствуйте, преподобный отец, — сказала она, — я рада видеть, что вы отдохнули… Но вот барон Ларош-Боассо желает узнать о здоровье вашего родственника, а я ничего не могу сказать.
— Если этим внезапным участием он хочет загладить свою вину перед моим племянником, — отвечал приор сухо, — то я благодарю барона. После того единичного приступа лихорадки состояние бедного мальчика очень улучшилось, и доктор уверяет, что через несколько дней все пройдет… Но вы, графиня, — продолжал он, кротко обращаясь к графине, — вы должны были знать эти благоприятные известия: сестра Маглоар, приходившая уже три или четыре раза в комнату Леонса, должна была сказать вам…
— Разве я обращаю внимание на слова сестры Маглоар? — возразила с улыбкой Кристина.
— Напрасно, графиня, потому что сестра Маглоар благоразумная и скромная особа и любит вас всем сердцем… Но мне показалось, что я сегодня слышал ваш голос в галерее перед комнатой Леонса. Кто-то дожидался сестру Маглоар каждый раз, как она выходила оттуда, и с участием осведомлялся…
— Это была не я, не я, — возразила Кристина. — Пойдемте же, барон, ждут только нас. Я сейчас приготовлюсь и приду к вам.
Она поклонилась и убежала, как бы обрадовавшись, что может увильнуть от неприятного разговора.
Барон и приор остались вдвоем, отец Бонавантюр в некоторой задумчивости, а барон лучезарный и торжествующий.
— Ну, мой преподобный отец, — начал он насмешливым тоном, — ветер совершенно переменился со вчерашнего вечера… Женщина часто меняется, как говорил Франциск Первый.
— Сумасброд тот, кто доверяется ей, — возразил бенедиктинец с улыбкой, оканчивая поговорку. — Уверены ли вы, барон, что ветер переменился?
Ларош-Боассо задумался:
— Какую роль вы играете здесь? — спросил он наконец с затаенным гневом.
— Смиренного орудия провидения, которым Господь хочет защитить чистых и простых сердцем от злых и гордых!
И приор ушел справиться о самочувствии своего раненого племянника. Ларош-Боассо следил за ним взглядом, качая головою.
— Может быть, ты прав, — прошептал он, — может быть, действительно эта внезапная перемена в поведении Кристины не имеет другой причины, кроме желания сгладить впечатление от вчерашнего слишком бурного проявления чувств. Решительно, не надо терять времени и осторожно вести свою игру.
Он хотел выйти, когда заметил в углу зала, тогда почти пустого, своего приятеля Легри, который, казалось, ждал его.
— Легри, — сказал он шепотом, — вы принесли мне двести пистолей, которые нужны для раздачи егерям и лесничим?
— Любезный барон, — отвечал сын ростовщика с замешательством, — я должен вам признаться, что мой отец…
— Проклятый скряга! — перебил Ларош-Боассо с досадой.
— Ради бога, не сердитесь, вы так много уже должны ему… Но если он не хочет, друг мой, разве я не всегда к вашим услугам? Отец мой дал мне для моих мелких расходов сорок луидоров, которые я охотно дам вам!
— Хорошо, я согласен, — сказал Ларош-Боассо с легкой гримасой презрения. — Я принимаю, Легри; отдайте эту сумму моему егерю Ларамэ, и я возвращу вам деньги сразу, как только мне повезет в игре. Я должен признаться, что вы добрый малый, Легри, и совсем не похожи на вашего отца. Я хотел бы попросить вас еще об одной услуге…
— Говорите, любезный барон; в чем дело.
— Вы обязались, не правда ли, беспрестанно находиться возле графини де Баржак во время охоты?
— Правда, и это честь…
— От которой вы откажетесь. Прошу вас, напротив, держаться сегодня как можно дальше от нашей прекрасной госпожи и от меня.
— Если вы требуете…
— Это еще не все! Вам надо всеми силами не подпускать к ней этого неотступного кавалера де Моньяка, а также следить, чтобы кто-либо другой не смог навязать ей свое общество… Обещаете ли вы это, друг мой?