Опустошители карабкались по трупам, оскользаясь в крови, сталкивались друг с другом, грохоча панцирями. И бросались в бой с такой яростью, что всякий, кто осмеливался встать у них на пути, оказывался изрубленным в куски.
Остановить их не могла никакая сила.
За несколько минут у пролома погибла тысяча Неодолимых.
На южную стену лезли опустошители, приплывшие на каменных кораблях. Они залили эту стену кровью. И прежде, чем Неодолимые столкнули их оттуда, погибло не меньше двадцати тысяч простых солдат.
Радж Ахтен с отчаяния поджег несколько башен и постоялых дворов, чтобы пламенем пожарищ подпитать своих измученных пламяплетов и отправить их тоже в бой.
Через десять минут пламяплеты уже стояли на башнях к северу и югу от ворот и бросали в опустошителей, заполонивших дамбу, огненные шары — все, что они могли. Им удалось отогнать врага всего на несколько мгновений.
Затем на дамбу взбежали опустошители с большими плитами сланца в лапах, держа их как щиты, и установили плиты стеной по обеим сторонам дамбы, соорудив таким образом укрытие от огненных шаров.
Часть чудовищ спряталась за ними, а другие принялись швырять огромные камни в стены крепости. Одна башня рухнула, и пламяплет, стоявший на ней, нашел свою смерть в водах озера.
Через пятнадцать минут Радж Ахтен понял, что может потерять Каррис, ибо в сражении принимали участие не только носители клинков, но и сама горная колдунья.
Шесть раз она насылала чары на защитников Карриса. По сути это были приказы — незамысловатые, но потрясающие по силе воздействия.
«Оглохни и ослепни», — был первый приказ. Он повторялся трижды и сопровождался черным ветром. И еще три раза колдунья приказала: «Сожмись от страха».
Шесть заклятий через неравные промежутки времени. Результаты их испугали Радж Ахтена. После последнего заклятия люди сбились в кучи и целых десять минут не могли прийти в себя от страха.
Радж Ахтен понятия не имел, что это за чары. Ни в одной летописи не говорилось о том, что опустошители способны на такое.
Он находился в самой гуще сражения, когда горная колдунья на вершине Холма костей подняла свой горящий лимонным светом посох в седьмой раз. Шипение ее прозвучало так громко, что звук этот, казалось, отразился эхом от облачного покрова и раскатился во все стороны света. Люди съежились и закричали от страха.
Радж Ахтен слышал шипение колдуньи, но не мог понять смысла заклятия, не ощутив сопровождающий его темный ветер. А высчитать, через какое время тот долетит до двора, где идет сражение, было практически невозможно.
Он бился в передних рядах, держа по боевому топору в каждой руке. Шесть даров метаболизма позволяли ему двигаться с такой быстротой, что выглядел он неясным, размазанным пятном.
По спинам мертвецов к нему соскользнул опустошитель с высоко поднятым чудо-молотом. Панцирь его так грохотал, задевая трупы, что казалось, огромное бревно катится с горы.
Он остановился, и великан Фрот, стоявший позади Радж Ахтена, с ревом ударил своим шестом опустошителя в морду, заставив его попятиться.
У чудовища не было времени изменить способ атаки. Молот оно держало над головой. Радж Ахтен размышлял восьмую долю секунды, пока великан удерживал опустошителя, не давая приблизиться, потом бросился вперед. Первый его ужасающей силы удар пришелся над отростком поднятой левой лапы. Топор глубоко вошел в плоть и перерубил сустав, отчего лапа потеряла способность двигаться.
Почувствовав, что конечность его онемела, опустошитель зашипел от ярости.
Радж Ахтен должен был выбрать вторую цель за бесконечно малую долю секунды. Если чудовище сейчас заревет, оно широко раскроет пасть, и можно будет, минуя страшные зубы, ударить топором в верхнее нёбо и поразить мозг.
Если же опустошитель попятится, растерявшись, его надо бить в брюхо, целясь между роговых пластин.
Чудовище не сделало ни того, ни другого. Оно нагнуло голову и, не обращая внимания на боль, слепо бросилось вперед. И попыталось смести Радж Ахтена со своего пути ударом чудо-молота.
Уходя от туши в пятнадцать тонн весом, Радж Ахтен нырнул в сторону. Получи он удар от опустошителя, его не спасла бы даже тысяча даров силы, ибо дары эти укрепляли мускулы, но не кости. Кости сломались бы, как лучинки, и от самого слабого удара.
Опустошитель же вложил в этот удар всю свою силу и ярость. Великан Фрот еще сильнее надавил шестом, пытаясь оттеснить противника, и, моргая глазами, отвернул голову.
Радж Ахтен в этот момент посмотрел на него. Вся золотистая шерсть великана была забрызгана алой кровью людей и чернильно-синей кровью опустошителей. Он, видимо, уже успел испытать на себе силу клинка опустошителя — кольчуга его была разрублена, и собственная кровь смешивалась с чужой.
От этой раны он, похоже, сильно ослабел, поскольку видел опасность, но ничего не делал, чтобы избежать удара, хотя великаны славились своим проворством, — он просто навалился на шест и отвернулся, моргая большими серебряными глазами.
Молот попал ему прямо в морду, раздробил кости и зубы. На Радж Ахтена брызнула кровь.
Взбесившись, Радж Ахтен рубанул опустошителя топором и отхватил от левой передней лапы два пальца. Тот повернул к нему голову, собираясь схватить зубами, и тогда Радж Ахтен вскочил ему прямо в пасть, развернулся на шершавом языке и нанес беспощадный удар по мягкому нёбу чудовища.
Лезвие топора глубоко вонзилось в плоть между двумя костными пластинками верхнего свода челюсти. Высвободив топор, Радж Ахтен вогнал его в рану снова, и длинное острие на обратной от лезвия стороне вошло в мозг чудовища.
Прежде чем из раны хлынула кровь, Радж Ахтен уже выскочил из пасти наружу. Он отомстил за своего великана.
Великан же Фрот, пятясь, наткнулся на каких-то воинов и упал на них, раздавив полдюжины человек.
Радж Ахтен огляделся, проверяя, не нужна ли помощь кому-то из его людей. Неодолимые сражались группами по четыре-пять человек на одного опустошителя. При виде их желтых накидок Радж Ахтену пришло на ум сравнение с осами, которые облепили кучей крупную добычу и жалят ее.
Шипение на Холме костей к этому времени уже затихло, и очередная колдовская волна покатилась на город. Радж Ахтен подумал мельком, уж не забавляется ли с ними колдунья.
Если она могла поразить людей слепотой и заставить их трястись от страха, неужели она не могла их просто убить? Вряд ли сделать это было сложнее, чем слать отравленный ветер.
Оставалось только гадать. С тех пор, как ее подданные в последний раз воевали с людьми, прошло шестнадцать веков. Может, колдунья за это время изобрела новые чары и теперь просто проверяет их действие.
И тут налетел черный ветер. Люди на стенах закричали, зажимая носы, и поначалу Радж Ахтен не заметил никакого эффекта.
Но понял все, когда запах наконец докатился до него. Во рту сразу пересохло, все поры на теле начали источать пот. Из глаз потекли слезы. Он едва не обмочился, сдержался кое-как, однако заметил, что немногие из тех, кто его окружал, смогли сохранить над собой контроль.
И, борясь с заклятием, он определил его смысл: «Иссохни, как пыль».
Фейкаалд, стоявший в стороне от сражающихся на крыльце постоялого двора, хрипло прокаркал:
— О Великий, новости!
Радж Ахтен приказал Неодолимым сомкнуть ряды и пробежал через луг к своему советнику.
По дороге он оглянулся. Опустошители влезли на гору трупов своих сородичей, и один из них готовился соскочить вниз. Радж Ахтен окинул взглядом стены и подсчитал, что в этой бойне уже погибли три четверти его Неодолимых. У него осталось меньше четырехсот воинов.
Повсюду на стенах шло сражение. Радж Ахтен, взбежав на крыльцо, вынул оселок и принялся затачивать топор. Масла ему для этого не требовалось. Его заменяла кровь опустошителя.
— Говори, — сказал он Фейкаалду.
Старик-советник молча разевал рот, словно давясь пылью. На лбу его блестели капли пота. Наконец он проговорил на ухо Радж Ахтену: