Миррима с тяжелым вздохом указала вниз:
— Туда. Это мой муж!
На лице сестры Коннел проступило изумление. Миррима уже решила было, что та — настоящий стоик, и казалась себе рядом с ней слабой и измученной после всего, что выпало ей пережить в тот день.
Она повернулась и бросилась бежать что было мочи вниз по крутому склону. К тому времени, когда она добралась до дороги на Даркинские холмы, народу вокруг ристалища стало еще больше.
Она пыталась пробиться сквозь толпу, но не могла пробить дорогу, пока рядом вдруг не появилась откуда-то сестра Коннел и не закричала, распихивая народ:
— Прочь с дороги!
Миррима посмотрела на нее с благодарностью. А сестра Коннел, извиняясь за бездумно брошенные слова, сказала просто:
— Я не знала, что он твой муж.
Когда им удалось подобраться к арене достаточно близко, чтобы что-то увидеть, лошади уже неслись навстречу друг другу.
То был не поединок для мальчиков, не двадцать пять выездов с копьем, где проигравший отделывается помятыми ребрами.
Толпа оглушительно ревела. Миррима заглянула в напряженные, полные ожидания лица своих соседей. Все они жаждали крови.
Оба бойца выбрали необычные позиции. Сэр Боринсон, приподнявшись на стременах, сильно отклонился вправо, на что способен только воин, имеющий не один дар силы. И вместо того, чтобы взять копье наперевес, он держал его над головой, с такой легкостью, словно это был дротик.
Верховный же Маршал низко пригнулся к шее своего черного скакуна, чтобы огромная фигура его не была такой отличной мишенью. Учитывая позицию Боринсона, копье он держал на отлете, в таком положении, какого Миррима прежде у бойцов не видела. Щита он не взял. Во второй руке у него был короткий меч.
Казалось, Боринсон собирается нанести удар сверху вниз, в щель забрала Верховного Маршала, а тот как будто целился Боринсону в подмышку, не защищенную броней.
Едва сойдясь на середине поля, противники пришли в неистовое движение.
Кони подлетели друг к другу. Всадники двигались так быстро, что глаз почти не успевал следить. Миррима увидела, как Боринсон привстал, потом пригнулся и повел щитом вниз, отбивая в сторону наконечник копья Скалбейна.
Одновременно смотреть на Скалбейна и на мужа она не могла, но все же заметила, что Скалбейн откачнулся влево, как будто даже спрыгнул на мгновение с коня, уворачиваясь от копья Боринсона, и вскочил обратно в седло.
Мирриме был слышен лязг оружия и доспехов. Вот кто-то вскрикнул от боли, публика разразилась приветственными восклицаниями, и громко затрубили рога. Боринсон с силой ударил щитом, Скалбейн взмахнул коротким мечом.
Блеснул металл, и в сторону отлетел шлем. Сэр Боринсон опрокинулся на спину своего коня.
Какое-то мгновение, казавшееся бесконечным, Миррима была уверена, что муж ее обезглавлен. Серебряный шлем, описав дугу, упал на землю, и с губ ее сорвался крик ужаса. В знак победы над противником музыканты громко затрубили в трубы, и толпа бурно взревела.
Мирриме стало дурно, и она схватилась за плечо сестры-всадницы Коннел.
Но тут же поняла, что упали оба — и оба живы!
Пытаясь расцепиться, они с криками барахтались в грязи, с невероятной быстротой нанося друг другу удары латными рукавицами.
Боринсон поднялся первым и отскочил назад. Двигался он легко, невзирая на тяжесть доспехов, ибо обладал семью дарами силы и был могуч, как восемь человек. По лицу его текла кровь. Публика принялась осыпать его насмешками.
Выхватив моргенштерн, Боринсон ловко раскрутил его так, что тяжелые шары на концах цепочек слились в один круг. Он пошарил по сторонам в поисках щита.
В воздухе стоял запах крови и грязи.
Но и великан Скалбейн, так же легко вскочив на ноги, подбежал к лошади Из седельных ножен он выхватил огромный топор.
Вращая топором, Скалбейн двинулся к Боринсону, возвышаясь над ним фута на полтора.
Только теперь толпа притихла, и заговори бойцы, Миррима расслышала бы слова. Но муж ее лишь смеялся, и в смехе слышалось то свирепое упоение битвой, из-за которого его и отличили в свое время.
Он взмахнул моргенштерном, целясь в голову Верховному Маршалу, надеясь заставить его отступить.
Верховный Маршал нырнул вправо и увернулся. И они с такой быстротой обменялись шквалом ударов, что Миррима вновь не поняла, кто берет верх. Боринсон отступил на шаг, чтобы перевести дух, и она успела заметить, как по лицу его еще течет кровь.
Снова рыцари бросились друг на друга. Верховный Маршал нанес страшный удар топором. Боринсон попытался отбить, но топор разрубил сталь, покрывавшую щит, и расколол деревянные скрепы. Боринсон, раскрутив моргенштерн, отвел руку со щитом в сторону, целя Верховному Маршалу в голову. Шипы стальных шаров только задели лицо, но основной удар пришелся на крепкий шлем.
Боринсон подпрыгнул и что есть силы рванул вперед, чтобы ударить снова.
И опять движения бойцов стали едва различимы. Миррима скорее почувствовала, чем увидела, как Верховный Маршал увернулся и вскинул топор, наматывая на него цепи моргенштерна.
Затем взлетели кулаки, бойцы застонали. От удара Скалбейна Боринсон потерял равновесие.
Он падал вперед, пытаясь как-то удержаться на ногах, но тут Скалбейн заехал латной рукавицей ему в лицо.
Оглушенный Боринсон, мгновенно потеряв сознание, рухнул навзничь.
Скалбейн выхватил длинный кинжал и, прыжком оказавшись на груди поверженного противника, приставил лезвие к подбородку. Миррима в ужасе попыталась перескочить через ограду, но сестра Коннел схватила ее за плечо и крикнула на ухо:
— Не вмешивайся!
— Сдаешься? Сдаешься? — проорал великан Скалбейн.
В толпе раздались рукоплескания в адрес Верховного Маршала вперемежку с бранью:
— Убей его! Убей чертова мерзавца! Прикончи убийцу короля!
Так оскорбляли обычно лишь последних трусов и недотеп. Мирриму ужаснула ненависть толпы. Муж ее убил мага-опустошителя, доставил голову к городским воротам. Боринсона должны были бы чествовать как героя.
Но народ не забыл того, кто убил короля Сильварреста. И Миррима поняла, что он никогда не будет забыт и никогда не будет прощен.
Ее сэр Хосвелл обозвал мистаррийской шлюхой. Мужу кричали: «Убийца короля!». Она огляделась вокруг, увидела горящие от возбуждения лица. Ничто не обрадует их больше, чем его смерть.
Во время поединка музыканты почти затихли, но сейчас снова зарокотал барабан и пронзительно, на одной ноте, затрубил рог, призывая нанести последний удар.
Мирриму пробила дрожь, пробила с головы до ног. Да он лучше любого из вас — хотелось крикнуть ей. Он лучше всех вас, вместе взятых!
Толпа притихла, чтобы расслышать сквозь барабанный грохот ответ Боринсона.
А Боринсон, лежа в грязи под разъяренным великаном, приставившим кинжал к горлу, ответил смехом, смехом столь искренним, что Миррима усомнилась на мгновение, не разыгран ли был весь этот бой на потеху.
Может, это и не смертельный поединок — вознадеялась она. Два искусных воина просто притворились врагами, чтобы пощекотать публике нервы. Ведь могли же они сговориться заранее.
— Сдаешься? — вновь прорычал Верховный Маршал Скалбейн, и по тону его сделалось ясно, что это вовсе не шутка.
— Сдаюсь, — засмеялся сэр Боринсон и попытался привстать. — Никогда, клянусь Силами, я не встречал человека, который бы так меня отделал.
Но Верховный Маршал только злобно рыкнул и, сильнее нажав лезвием, опрокинул его на землю.
По правилам поединка сэр Боринсон, сдавшись, вручил свою жизнь Верховному Маршалу. И теперь она принадлежала Скалбейну, который мог по своей прихоти либо убить, либо оставить его в живых.
Однако рыцарский кодекс, соблюдение которого на поле боя было обязательным, во время подобных турниров редко воспринимался всерьез. Проигравший рыцарь обычно расплачивался оружием, доспехами, порой даже деньгами или замками. Но убивать — никого не убивали.
— Так просто ты не отвертишься! — проревел, как бык, Верховный Маршал. — Твоя жизнь — моя, ты, ублюдок, и я намерен взять ее!