Со всеми хлопотами наступил приблизительно уже полдень и вдали на месте катастрофы опять появились вертолеты, со стороны деревни послышались гудки машин. Лес начал наполняться шумом людей: крики, гам, перекличка - и все это направлялось к месту, над которым кружились вертолеты.
Старик посмотрел на тихо сопящего ребенка и понял, он его никому не отдаст, боги послали ему ученика…
Глава 2.
Родители при рождении дали мне имя – Ярослав и в данный момент я лежал на второй полке плацкарта, и смотрел в окно. Рядом висел новенький камуфляж с лычками старшего сержанта и эмблемами аэромобильных войск. На душе было как то тошно, и хотя дембель не избежен, как крах капитализма, от сознания, что едет домой ему лудьше не становилось. Будущее было непонятным, и хотя отец писал, что место ему на фирме уже есть, все равно как то было тревожно. Перед глазами, под мерный стук колес вагона, пробегали, деревья, поля, реки и села. Задумавшись, я окунулся в свои воспоминания.
Учитель достался мне от бога. Свои знания он передавал спокойно, ни разу не превысив голос и не оскорбляя достоинство. Все уловки увильнуть от занятий быстро пресекались ужесточением и увеличением нагрузок. Сансей добивался от меня полной отработки и выполнения, до автоматизма, упражнений. Причем для него не было различий, что я делаю, или изготовляю настойку, или разучиваю очередной прием рукопашного боя. Лудьше всего мне удавались упражнения с шестом и нунчаки.
Но все помыслы старика были направлены на создания из меня идеального убийцы. В мое обучение входили многие дисциплины, помогающие мне стать таковым. Чтение следов, умение маскироваться и тайно проникать, изготавливать яды и дышать под водой. Все это и многое другое учитель методично вдалбливал в мою голову и заставлял отрабатывать телом до автоматизма.
Но все заканчивается, как и человеческая жизнь. Однажды учитель не проснулся, а представитель власти прибывший для решения моей дальнейшей судьбы, читая завещание чуть не получил инфаркт. Факт, что я оказался ребенком, выжившим в автокатастрофе 14 лет назад, для него оказались ударом. Метрика, найденная в сундуке у знахаря, была тому подтверждением. Там же и лежали документы моей покойной матери. Для меня это тоже в тот момент было новостью. Я несколько раз в детстве спрашивал учителя, почему моя внешность отличается от местных жителей, и каждый раз учитель отвечал, что-то неопределенное и тут же озадачивал каким-нибудь новым упражнением.
Мой отец, Сергей Иванович Волков, прилетевший срочно в Японию, после того как ему сообщили о найденном сыне, долго плакал и обнимал меня в префектуре. Хорошо, что еще репортеров не пустили, на улице их собралось столько, что пришлось перекрыть движение. И пока мы были еще неделю в Японии, оформляя различные документы на возвращение в историческую родину, они гонялись за нами по пятам.
Газеты были полны заголовков – « Мальчика 14 лет воспитывали волки», «Тарзан в Японии», «Маньяк похитил ребенка и 14 лет продержал его подвале», ну в основном в этом духе. К безумным репортерам прибавились толпы фанатов, хотевших посмотреть, а еще лудьше сфотографироваться с жертвой авиакатастрофы. Короче все это меня тогда доводило до бешенства, что под конец я начал рычать не хуже Тарзана или даже Кинг-Конга. При вылете из Японии на Украину, особых трудностей не возникло. Только старый сундук, который мне достался от учителя с его вещами, вызывал удивление на таможне. И если на японской таможне это только вызвало удивление, на украинской таможенник попытался конфисковать пару мечей катаны и, вакидзаси и комплект метательных звезд. И только вмешательство друга отца, встречавшего нас в аэропорту, показавшего какой-то документ таможеннику, позволил быстро и безболезненно пройти эту нудную процедуру.
Отец, на тот момент занимал должность в совете директоров крупной электронной корпорации, занимаясь поставками техники, и был довольно таки обеспеченным человеком. Несмотря на достаток, он второй раз не женился, хотя женщины у него были. Мое внезапное оживление у него вызвало действительную радость и все те 14 лет, которые у него были, пропущены в моем воспитании резко обрушились на меня его нерастраченной любовью.
Буквально на второй день приезда, отец договорился в министерстве образования и ко мне начали ходить учителя. Учить пришлось с нуля азбуку. Вспомню, как по полчаса повторял –«мама мыла раму» и эта проклятая «р» все не хотела выговариваться. До сих пор мне иногда говорят, что у меня присутствует какой-то акцент. Три года вылились в кошмар. То, что дети проходили за 11 лет в школе, со мной прошли за три года в частном порядке и потом на общих основаниях сдавал вместе со всеми ВНО, причем набрал довольно таки высокие балы и мог поступать в любой престижный университет.
Однако эти три года учебы меня достали и мысль о том, что еще учиться минимум 5 лет меня вводили в полное уныние. Друзей за эти годы я особо не нашел. Поэтому мысль пойти в армию для меня тогда казалась верхом мудрости. Я впервые увидел разозленного отца. Он топал ногами, брызгал слюной, хватался за сердце, называя меня разными нелепыми словами, обозначавшие крайне нехорошие степени моей глупости и недоразумения. Но я уперся как бык.
На сборном пункте военкомата, на который я прибыл, было довольно таки много парней моего призывного возраста. Некоторых даже привезли родители из-за стола в бессознательном сознании в крайней степени опьянения. Оказывается, тут есть такой обычай под названием «проводы». В зависимости от степени соблюдения традиции проводы могут длиться неделями и целыми деревнями. Причем к концу проводов, ни кто уже и не помнит, кого куда провожают и зачем.
Через некоторое время во двор со здания военкомата вышел высокий и худощавый капитан в камуфляжной форме в тельняшке и голубом берете. Его сопровождало два сержанта в такой же форме пренебрежительно разглядывающих нас. Офицер сказал что-то сержантам и те попытались изобразить из нас строй с двух шеренг.
Не знаю, чем руководствовался офицер, отдавая этот приказ, но он явно не учел, что большая часть призывников, еще находится под воздействием алкогольного опьянения. Поэтому наш строй был больше похож на вышедших из окружения солдат, на руках которых безвольными куклами повисли тяжелораненые товарищи, а остальные казалось, вот-вот упадут, только дай команду «Вольно».
Офицер вышел на середину двора и начал рассказывать о аэромобильных войсках. Под конец речи он сказал, что ему нужно двадцать человек и желающие могут записаться. К моему удивлению практически половина призывников сразу пошли записываться. Но оказалось, что записавшись, еще это не повод попасть в аэромобильные войска. Офицер через сержантов проэкзаменовал желающих на подтягивание и на отжимание и отсеивал сразу тех, кто не проходили испытание. Один из испытуемых, был парень явно не страдающим отсутствием аппетита и запрыгнув на турник и своим дерганием попытался изобразить видимо жертву удара электрическим током, чем вызвал у меня невольно смешок. Офицер, стоявший рядом, посмотрел на меня и спросил:
- Призывник назовите свое имя и фамилию.
Я резко выпятив грудь и прикладывая руку к голове, чем вызвал усмешки многих призывников, - Ярослав Волков, Herr Offizier.
Офицер сделал вид, что не расслышал про хера, хотя его и перекосило:
- Чем вызван ваш ядовитый смех? Может уважаемый Herr Волков показать результаты лучше?
Я типа смутился и, изобразив из себя нашкодившего школьника, ковыряющего носком туфли землю, - что Вы господин офицер, лудьше изобразить удар электрическим током уже у меня не получится ну ни как, я плохой артист.
- Может у Вас господин Волков что-то большое и мешает? Если нет, то просьба пройти к снаряду и показать нам серым и убогим, как нужно подтягиваться.
- Ну, раз Вы так просите, то я так и быть покажу вам мастер – класс.
Подойдя к турнику, я подпрыгнул и повис на перекладине. Потом посмотрел на «жертву электрического тока» и попросил обхватить меня руками и повиснуть на мне. Тот выполнил мою просьбу. На десятом подтягивании толстяк сполз с меня вместе с моими штанами и трусами. Ни сколько не смутившись на разразившийся хохот, я спросил у офицера, вполне ли он удовлетворен моим результатом и могу ли я обратно спрыгнуть и натянуть на место принадлежащую мне одежду. Офицер, вытирая слезы на лице, кивнул. Я только не понял, что вызвало его слезы или мой внешний вид, или толстяк, сидевший на земле с моими трусами.