Стас отрицательно мотнул головой.
– Тут я пас.
Прикурив сигарету, опер заглотнул большую затяжку и поинтересовался:
– А всё-таки, не смогли бы вы припомнить что-либо этакое, что, по вашему мнению, было бы странным или неприятным для… – он покрутил пальцами в воздухе, – для нормального разговора или поведения?
– Смотря что называть странным, – извернулся Стас. Он понял, на что его подбивает опер. Выкладывать всю подноготную своих отношений с коллегами ему очень не хотелось. Он знал, что зацепи его опер за что-нибудь и станет он добровольным стукачом. Дело, видать, повисло, и следаки сейчас раскручивают всех слесарей на полную катушку, пытаясь нащупать хоть какой-то след. «Не там ищут…», – подумал Стас и добавил вслух:
– Нет. Эти мужики не станут гадить там, где живут. Они все здешние. Не такие уж они примитивы.
Опер поморщился:
– Мы не поняли друг друга. Я имел в виду, что следует быть осторожным и выполнить свой гражданский долг. Тем более, что кое-кто из ваших слесарей в прошлом имел судимости. И, что самое интересное, как раз по статье, по которой открыто это дело. Вот так.
– Мне об этом ничего не известно, – сухо сказал Стас. – Я не завожу приятельских отношений ни с кем из них. Я вообще трудно схожусь с людьми. Тут, как бы я ни хотел, помочь вам ничем не смогу.
Задав ему ещё несколько вопросов на производственную тему, лейтенант вдруг спросил:
– Скажите, не могли бы вы припомнить, при вас никто из посторонних не заходил в подвал, я имею ввиду, когда вы там работали. И если да, то кто?
Стас озадаченно свёл брови к переносице и спустя минуту ответил:
– Точно не скажу, но явных посторонних я не видел. К нам заходит бригадир, иногда Харицкая. Пожалуй, в моё присутствие больше никого я не видел.
Опер задумчиво качнул головой.
– А не случалось ли вам бывать в присутственных местах с ключами от подвала, – ну, там, в магазине, или в какой-нибудь компании?
– Нет, – ни минуты не задумываясь, отпарировал Стас, – не случалось.
Он сразу догадался, куда клонит следователь. По пьяни у них могли вытащить ключи, и пока напарники угощались даровой выпивкой, доброхоты сделали слепки и вернули ключи на место. Вариантов могло быть гораздо больше, как с ними, так и с другими слесарями, так что Стас сразу пресёк эти поползновения опера в адрес него и Виктора.
Опер задал ещё несколько вообще заумных вопросов и завершил свою беседу сакраментальным:
– Давайте повестку.
Сделав в ней росчерк, он протянул её Стасу и сказал:
– Я хотел бы вас попросить не уезжать никуда в ближайшую неделю. Вдруг понадобятся дополнительные сведения.
Стас кивнул головой и вышел. По дороге в контору, он вяло обмыслил разговор со следователем и пришёл к выводу о безнадёжности этого дела. Да к тому же, в голову лезли другие, более насущные, думы. А потому, когда он вошел в бригадирскую, от его утреннего визита в милицию остался лишь осадок от бездарно потерянного времени. Протянув Макарычу повестку, Стас спросил:
– Может, я на обед сразу пойду. Скоро двенадцать.
– Ты сначала пойдешь в двести пятьдесят шестой. Там Виктор во втором подъезде ковш на двенадцатом этаже ремонтирует, – сухо приказал Макарыч. – Если он закончил, то можешь идти на обед. «Как бы не так», – усмехнулся Стас. – Витя и сам справится! Я ему в обед звякну, предупрежу, чтоб подтвердил».
Однако после обеда Макарыч и не вспомнил о своём распоряжении. Наскоро раздав заявки, он остался в бригадирской. Антонина, видя угрюмое лицо Макарыча, догадалась не лезть к нему с расспросами, а, сказав что-то малозначащее, потихоньку отбыла по своим делам.
Бригадир только что получил от Харицкой малоприятное распоряжение написать докладную о перерасходе утеплительного материала, который он и впрямь пустил по дешёвке на сторону, удружив знакомой бригаде грузинских шабашников. Чтобы ему знать пораньше о внеплановой хозяйской проверке! Так нет же, эта пухлозадая, зная о ней, ни словом с ним не обмолвилась!
Макарыч никак не мог войти в ту колею, которая вела бы без помех к осуществлению его планов. Почему-то всегда находилась причина, которая стреножила его, как коня на пастбищном просторе. Это фатальное невезение приводило его в отчаяние. Что же в нём такого особенного, что мешает быть как всем?! Он постоянно видел и слышал примеры удачливости и успеха, случавшиеся с другими, но с ним-то как? Почему?! Он теперь постоянно находился на взводе, нервничал по любому поводу и частенько срывался на подначальных ему слесарях! Те, видя с его стороны такое к ним отношение, считали Макарыча чуть ли не зверем, исчадием и тоже принимали меры предосторожности. Круговая порука в исполнении заявок подвигала их на исключительную изворотливость. «Черепу» было невдомёк, что при отгрузке того самого утеплителя слесаря отполовинили втихаря даровой товар и тут же пустили его налево!