Ничто вчерашним днём не указало ему на грядущее несчастье! Прибей его кирпич, свалившийся на голову, свали его злая хворь в единый миг, Макарыч был бы менее огорчён этими обстоятельствами равнодушной судьбы, чем той страшной бедой, которой она так его покарала! За что?!
А ведь несчастного Макарыча предупреждали, пытаясь уберечь от подлых вывертов его доли! Мелкий тоненький голосок шептал ему в ухо комариным писком: «Хозяин, послушайся меня, твоего внутреннего голоса! Худо дело здесь, чую я!..». Но куда там было услыхать этот голосок здравого смысла. Задавленный мощной голосиной скорой и лёгкой поживы, пропал он под напором её аргументов: «Нишкни, придурь малохольная! Вечно тебе встревать в дела хозяйские, лишая его такого прибыльного куша!». Задурила, запудрила напрочь Макарычу мозги эта сволочная бестия!
Как всё шло вчера хорошо: и время у него образовалось, чтобы подъехать на место рандеву, и мужички, доставившие товар к месту вовремя, понравились ему сразу же, – не скупясь, обмыли сделку первоклассным коньячком с подобающим закусоном! А что касаемо товара, так он сам его проверил. Всё честь по чести, все полторы тонны туго связанного в пакет уголка приятно грели сердце не меньше, чем коньячок и полновесный денежный приварок!
Расстались они чуть ли не с поцелуями, как и повелось на Руси меж удачливых и честных купцов. Отдал им Макарыч остаток положенной оплаты и повёз драгоценный груз к себе на склад.
К четырём часам, ещё засветло, въехал Макарыч во двор склада. Кликнул он местных страдальцев, истомлённых длительной сухоткой, пообещав им полновесный магарыч. Мужики, взбодрённые перспективой скорого рандеву с желанным змием, лихо взяли на абордаж кузов-длинномер. Когда же раскрутили они объёмистый бурт металла, то открылась тут же перед взором потрясённого Макарыча во всей своей бесстыдной наготе ужасающая правда!
Распался тот бурт горками на равные части – торцами из обрезков уголка длиной не больше купированного собачьего хвоста и сиротской шкурки в один слой, мастерски сооруженной из плотно притиснутого друг к другу проката!
Когда с Макарыча сошёл столбняк, заревел он белугой, затряс шофера за грудки! Но и тот оказался ему сотоварищем по несчастью! Его самого наняли, сказав, что рассчитается с ним на месте получатель груза, что лежит в его кузове! Макарыч, едва уяснив, что он прикупил на свои пятьдесят тысяч товару, которого можно за час насобирать по окрестным углам и помойкам, проклиная тот день, когда родители его, производя на свет чадо, видимо, не доложили ему ума, помчался на растреклятую базу!
Когда он, взбешённый, ворвался в контору базы с требованием вернуть деньги или товар, как следовало из проплаченной квитанции, которую один из парней носил туда для оплаты, ему мягко намекнули, что нехорошо быть в его годы таким лохом! Таких парней по его описанию и в помине в штате базы не существует! Что было делать несчастному дурню! Поманила его судьба длинной денежкой, да оставила три копейки, как раз на то, чтобы залить горе-насмешку!
И-эх, жизнь, жизнь! Отдаёшь все силы свои, чтобы хоть как-то приукрасить тебя, неизбывно-горькую, да только, видать, вся радость твоя на дне стакана осталась! Плакал Макарыч, в который раз поведав своё злоключение очередному собутыльнику, всё спрашивая его: «За что?» и «Есть ли правда?», но, не дождавшись ответа, уходил к следующему…
За полночь вернулся Макарыч домой. Заперся он на кухне. Испуганная жена, подслушивая за дверью истовые монологи мужа, не решалась потревожить его затворничество. А Степан Макарыч, муж ее, глядя на стоявшую перед ним пол-литра был трезв, как сияющий месяц, глядевший на него с небес. Ничего не мог поделать с его потрясённой душой зелёный змий. Всю ночь, до пяти утра, постепенно истекая силами, он горестно жаловался кому-то, да так и остался сидеть, уронив голову на стол перед своей полупустой утешительницей, как перед иконой…
По дороге на объект напарники обсуждали поведение бригадира:
– Это ж сколько выхлебать нужно было, чтоб так мужика скрутило?! – от великого недоумения рифмой спрашивал Виктор. И тут же, не дожидаясь ответа Стаса, той же манерой ответствовал сам себе:
– Чтобы в голос так орать, нужно выпить литров пять!
По всему было видать, как глубоко был поражён чудным поведением бригадира славный трудяга-слесарь.