– Сегодня всё сработало удачно. Бывает, конечно, и стервозные жильцы попадаются, но таких мы уже всех на своих участках знаем. Так что, в общем, в накладе не остаёмся. Ладно, разбежались по домам, времени уже двенадцать. Пока!
Идя домой Стас, упаковав свежеприобретенный опыт в ближний уголок своей памяти, извлёк из соседнего мучивший его всё настойчивее жилищный вопрос. Время шло, а разговор с Харицкой всё откладывался. Мешало ему практически всё, – и неблагоприятные обстоятельства, и нестыковка с ней в удобном для разговора месте и времени, и черт знает какие ещё причины! Но только тот месяц, который Стас крутился вокруг Харицкой, как кот вокруг сметаны, пролетел впустую. «Заколдованный круг какой-то, – раздраженно ворошилось в голове. –И благо бы знать наверняка, что толк будет, а то даром время уходит. Хозяева вот-вот приедут… опять по всей Москве с высунутым языком бегать в поисках угла… работу менять, если съезжать придётся на другой конец города…».
После обеда собравшийся трудовой коллектив бурно обсуждал странное поведение своего начальника. Вся рабочая тусовка, пребывая в совершенном недоумении, гадала, чтобы такое могло приключиться с «Черепом», если он впал в полное озлобление и позволил себе так орать?
Предположения высказывались разные, но больше всего они сходились на одном, – у «Черепа» приключилось какое-то великое горе и потому он был из-за этого вне себя. Миловидная малярша Светка, всплеснув руками, проговорила с неподдельным беспокойством в голосе: «С сыном у него беда случилась! Заболел он чем-то сильно, вроде, рак у него!». «Ничего подобного», – встрял Сашок-шепила, –у него мать померла! Я слышал позавчера, как он что-то о цветах по телефону говорил!». «А причём здесь мать? – взорвался Леха. –Хрень всякую несёшь!».
Остальные не успели высказаться, как в бригадирскую вошла Антонина и с порога объявила:
– Расходитесь по местам! Заявки у диспетчеров!
Её тут же засыпали вопросами: «что да как с Макарычем?». Но Антонина только коротко сказала: «Заболел он». Чем, конечно же, не прояснила ситуацию, оставив свидетелей необычного приступа странной болезни, так внезапно поразившей Макарыча, в прежнем недоумении.
Тема болезни Макарыча с новой силой вспыхнула в диспетчерской на Абакумова. В комнате отдыха весь наличный состав прикреплённых к этой диспетчерской слесарей и плотников мучился вопросом медицинского казуса, случившегося в бригадирской. Самой радикальной точки зрения придерживался, как всегда, Лёха:
– Белая горячка у него была, мужики! Есть такой вид тихой белой горячки, я-то знаю!
– Точно! Он вообще в последнее время выглядит каким-то идиотом. Ему говоришь – дай бочата на полдюйма или, там, кранов на обратку, так он вылупится и смотрит так, будто я должен ему миллион! – с гневом поддакнул Лёхе Виталий.
Витя-маленький, видимо, не смог остаться в стороне, – так наболело у него, что с такой экспрессией выдал ещё одну обличительную тираду:
– Блин, с каждой «халтуры» тянет чуть ли не половину! И ведь ходит, сволочь, проверяет все заявки! А потом опрашивает жильцов, кто сколько накинул! Что б ему мучиться этой белой горячкой до пенсии!
Виктор невесело хмыкнул:
– Чё ты болтаешь, думаешь, другой будет лучше? Вот хоть тебя поставь, так же будешь караулить всех, как цепная собака! С этим хоть договориться можно… иногда, – неуверенно прибавил он, заметив косые взгляды слесарей-подельников.
Но вслух никто не стал опровергать его. Груз высказанных, а ещё более лежащих на сердце обвинений, не подлежащих разглашению в силу их тайных личных договорённостей с «Черепом», гасил на корню всякие откровения. Только тяжкий вздох, больше приличествующий тяжелобольным, лежащим в какой-нибудь реанимации, стал невольным свидетелем их беспросветных дум.
А в то же самое время начальник этой многострадальной конторы, Харицкая Юлия Семёновна, пребывала во вполне понятном замешательстве. Степана Макарыча ей не пришлось долго уговаривать пойти домой и лечь в постель. Его странный и сверхмятый вид говорил её взору, что бригадир явно находится в состоянии душевного потрясения. Она никак не могла понять, с чего это всегда уравновешенного и рассудительного мужчину в одночасье поразила нервная горячка.
Что это было так Юлия Семёновна поняла сразу, как только увидела своего подчинённого. Он сидел за столом бледный, с диким горящим взором на покрытом испариной лице и, сжимая в судорожных конвульсиях кулаки, что-то беззвучно восклицал!
Она с мастером Антониной, после интенсивной тряски, ибо слова не оказывали никакого действия, пытались вывести Степана Макарыча из заколдобившего всю его натуру состояния. Только после нескольких минут энергичной работы им удалось это сделать. Макарыч вдруг повёл глазами, издал приглушенный звук, напомнивший женщинам рёв озабоченного быка. Поворотив к ним лицо, он спросил: