«Так о чём мечтает этот жалкий французик?» — спросила сама себя Алла, идя по коридору мимо оторопевших напарников-администраторов, застывших за своей зачуханной стойкой с дежурными натянутыми улыбочками.
Спросила и сама же себе ответила; «Именно об этом! Вот о чём он мечтает! Когда нет достаточно денег, и, когда вокруг вьётся столько красоток, ему остаётся только облизываться, проклиная судьбу за то, что красивые бабы дороги и что его денег хватает только на видеокассету да на бутылку доброго кальвадоса».
Как пел один популярный американский рок-певец:
Алла все ближе и ближе подходила к стойке, за которой стояли, зачарованные её, якобы, доступной красотой, администраторы. И умопомрачительные ножки в дорогих чулочках от дочери великого художника так задорно цокали каблучками по мраморному полу гостиницы! А платьице с декольте открывало изумлённым взорам французских администраторов часть недостижимых прелестей.
Марк всегда подсознательно ждал того момента, когда красивая женщина однажды сама подойдёт к нему и, взяв за руку, отведёт его прямо в рай несбывшихся желаний.
Алла подошла к стойке и улыбнулась Марку своей обезоруживающей улыбкой развратной девственницы… Убийственной улыбкой порочной недотроги…
Разговор легко пошёл на интернациональном языке, английском.
— Я не говорю по-французски! — сказала Алла. — Может быть, вы знаете английский?
Бедный гостиничный служащий так и впился своими горящими от вожделения глазками в рисковый вырез её платья.
— Мадам дезир?.. Простите, чем я вам могу помочь?
Безо всякого труда Алла договорилась с ним о встрече после того, как он сдаст смену другому администратору, стоявшему рядом, и с нарочито бесстрастным видом листавшему регистрационную книгу, но при этом прислушивающемуся к их разговору очень даже внимательно, так что даже уши шевелились…
А пока, дожидаясь конца смены французика, Алла решила осмотреть достопримечательности. В вестибюле находился офис АВИСа, фирмы по прокату автомобилей. Проживающим в гостинице машины давали по предъявлении золотой кредитки. Алла, снабжённая таковой от щедрот Гериных, пользуясь случаем, решила взять себе какие-нибудь колеса.
Мальчишка — служащий АВИСа — как баран на новые ворота, долго пялился на её российские водительские права, но потом спохватился под её недоуменным взглядом и, сказав на неплохом английском: «Все правильно, мадам», — выдал ей ключи от «Рено Клио».
«Триста франков в сутки без стоимости бензина — это недорого для человека со вкусом, — подумала Алла, усаживаясь на водительское сиденье. — Куда поедем? Да куда глаза глядят».
Замоскворецкая выехала на почти пустынную автостраду, поднимавшуюся в гору в направлении на восток, вдоль берега Ла-Манша.
«Анфлер — тридцать километров, Гавр — пятьдесят километров», — прочитала она на синем указателе развилки.
Что ж, поедем в Анфлер!
Дорога шла по кромке высоченного обрыва, с которого открывался неописуемо красивый вид. И даже казалось, что там, вдали, видна Англия. Но Алла понимала, что этого не может быть. Это не Па-де-Кале, где до Англии какие-нибудь тридцать вёрст. Это Ла-Манш, и до ближайшего английского берега, где расположен город Саут-Гэмптон, по прямой было не меньше трехсот километров…
Но все равно — красиво, и дух захватывало от этой красоты.
Алла любовалась видами Нормандии. Огромные волны, с рёвом накатывающие на каменистый берег внизу под обрывом, высокий маяк, выкрашенный в ослепительно белый цвет, с красной металлической крышей, видневшийся впереди, чайки, кружащие над водой с пронзительными криками, воздух, наполненный солёными брызгами волн, — все это великолепие настраивало её на романтический лад.
Попетляв по льнущей к берегу дороге, Алла через полчаса приехала в Анфлер.
Она бросила «Рено» возле небольшой таверны в стиле американского салуна из голливудских вестернов и пошла далее пешком, покуда стройные ножки не вынесли свою красавицу-хозяйку на берег уютной бухточки, окружённой с трех сторон почти средневековыми гостиничками и ресторанчиками. Воистину — туристский рай!
На водной глади маленькой бухты качались три явно подделанных под старину парусника. На них тоже были рестораны, о чём свидетельствовали расположенные прямо на палубе столики, сплошь занятые японскими и американскими туристами.
Алла присела на открытой веранде одного из кафе.
Ей принесли кока-колу со льдом и мороженое.
Мороженое было очень красивым и при этом очень безвкусным, словно ватным. Круглые разноцветные шарики, облитые искусственными взбитыми сливками, в которых не было ни грамма калорий, и посыпанные несладкой шоколадной стружкой, которая и на шоколад-то походила только с виду, а никак не на вкус. Все это великолепное подобие мороженого завершала вишенка, окружённая зелёными дольками киви.
Алла запустила ложечку в эту красоту, проглотила, и ей тут же вспомнился отечественный доперестроечный пломбир по двадцать копеек, тот, что продавался в брикетиках, сдавленных с двух сторон вафельными пластинами. Вот у того мороженого был настоящий, вкус. И с калориями там было все в порядке. Алла всегда такие брикетики покупала у старой мороженщицы, что испокон веков стояла под зонтиком в самом центре Москвы, у кинотеатра «Художественный», прямо напротив ресторана «Прага». Алла всегда проходила мимо неё, когда возвращалась с подружками из танцкласса. Правда, у мамы денег на мороженое вечно не хватало, а потому приходилось маленькой Аллочке денежки таскать потихоньку из её кошелька.
Все эти воспоминания пронеслись перед глазами Замоскворецкой в одно мгновение, растаяв вместе с первой ложкой искусственного мороженого — такого красивого, но такого ненатурального!
Покончив с мыслями о мороженом, но не с самим мороженым, Алла полюбовалась на стилизованную под средневековую пиратскую старину площадь портового городка, допила свою колу и пошла к машине.
Скоро этот Марк Павлински будет сдавать свою смену…
Алла решила, что правильнее будет сразу приступить к делу.
Поэтому едва невысокий и худенький соискатель похотливого счастья оказался у неё в машине, она спросила, глядя в жёлто-коричневые французские глазки:
— Хочешь заработать денег?
И, не дождавшись ответа, взяла его потную руку в свою и, положив её себе на вырез платья, проникновенно спросила:
— Хочешь повеселиться со мной?
Одним словом, француз не долго сопротивлялся своему счастью. Не дольше французской конницы при реке Березине.
На чём он сломался в большей степени — на не потерявшей ещё девичьей упругости Алкиной груди, или на перспективе заполучить к её объятиям сто тысяч франков бонуса, — она так и не узнала.
Гостиничный администратор просто онемел — и от нахлынувшего счастья, и от липкого страха быть пойманным на страшном и противозаконном деле… На похищении кассет из архива наружного видеонаблюдения…
Едва лишь закончился первый акт его счастливого обладания красавицей из далёкой снежной страны, где, по слухам, на улицах сновали озабоченные медведи, которых их хозяева посылали за водкой, как администратору-французику поступило второе предложение, от которого он, как говорится в киношедевре «Крёстный отец», не смог отказаться.
Страшное дело предложила лежавшая рядом красавица, подперев голову локтем, смотревшая на него. Великолепные груди бесстыдно торчали, уставясь розовыми сосками на Марка. Страшное дело, и к тому же опасное. Если за таким его поймают, то в лучшем случае выгонят с работы. При этом ни на какую новую работу Марка уже никто не возьмёт. Городок-то курортный, маленький, и то, что его выгнали за что-то явно противозаконное, быстрее морского ветра разнесётся по тихим улочкам, обрастая шелестящими сплетнями.