Выбрать главу

– Как тебе больше нравится: по-азиатски, по-европейски, а может, по-уголовному развращенно – «тигриный глаз»? Или французский минет?

– Не знаю, – враз охрипшим голосом выдавил я, не имея даже представления, о чем таком она говорит.

– Тогда остановимся на французско-азиатском варианте! – Тамара уже успела стянуть с себя шелковый кружевной треугольник. – Это самые острые ощущения! Иди ко мне, мой ласковый и нежный зверь!

Когда через час мы закончили изучение сексуальных премудростей и оделись, Тамара, порывшись в своей красивой дамской сумочке, сказала:

– Ты мне понравился. Вот, держи визитную карточку. Я живу одна... Вечерком жду! Надеюсь, любимый, ты не поскупишься на кордовую цепочку в пару к кулону?

Дверь за мной захлопнулась.

Оказывается, Тамара плотно с ними повязана! Даже в курсе дел, хоть и обычная продажная девка! – это открытие меня поразило.

Если честно, я был уязвлен в лучших своих чувствах. Как тот язычник, что рабски поклонялся золотому идолу и вдруг обнаружил в нем не высшее божество, а простой товарный кусок драгметалла, который можно свободно купить и продать...

Я в мелкие клочки разорвал визитную карточку Тамары и бросил в пролет лестницы. Обрывки, кружась белыми воронами, словно насмехаясь надо мной, лениво падали вниз. Они будто шелестели:

– Ну и что ты этим доказал?

Глава 10

Я шел в парк, твердо решив порвать, пока не поздно, с компанией Артиста. Данное решение придало мне уверенности и ощущение какой-то легкости и свободы, которых так не хватало мне в последние часы.

Хоть и опоздал, в парк я пришел раньше всех. Вторым появился Дантист. Хотел сказать ему о своем уходе из банды, чтобы тот поставил в известность Артиста, но передумал, справедливо рассудив, что Жора тогда примет мое отсутствие за банальную трусость. Да и неприлично вот так уходить, без объяснений – все-таки Жора относится ко мне по-дружески.

– Что молчишь? – спросил я у Дантиста, чтобы хоть что-то сказать.

– Тяжело на сердце, – вздохнул Дантист. – Обрыдло все! Предчувствую палево. В натуре.

– Бросай эту кодлу – враз полегчает!

Дантист непонимающе уставился на меня своими телячьими глазами.

– Ты о чем, Джонни?

– Сам должен понимать, не маленький! Одно дело – грабеж, другое – налет с убийством. Лично я выхожу из игры. И тебе советую, если мозги вконец не пропил – уходи со мной. Группа на грани провала! Пистолет Генриха наверняка именной – его папаши-генерала. Серьезный след для легавых. Группа, ясно, обречена – надо линять, пока есть время! Или тебе под «вышку» приспичило?

Коротышка перекинул ногу на ногу и натянуто засмеялся, как залаял.

– И зачем, спрашивается, мечу бисер перед свиньей?! – всерьез разозлился я. – Сам о себе беспокойся, а я не нанимался!

Из-за поворота аллеи показались Артист, Генрих и Серый. Жора помахал рукой, знаками подзывая нас к себе.

– Что это у вас такие постные монашеские морды? – загоготал он при нашем приближении. – Перепили, да? А я вот, как с вами расстался, пошел домой, отоспался, как белый человек. Потом к брательнику заглянул. Глотнули по капельке из источника Ипокрена, и, как видите, я по новой бодр и полон сил. Как говорится – готов к труду и обороне! Сейчас двинем в «Большой Урал». Там нынче мюзик-холл зажигает.

– А где Тамара? Занята? – спросил Серый у Генриха, кося на меня насмешливый взгляд.

– Ерунда какая! Для меня у нее всегда найдется время. Просто она уже приелась. В «Большом Урале» подыщу достойную замену, – самодовольно ухмыльнулся Генрих. – Да и вы, мальчики, не теряйтесь. Там самая дорогая девчонка пять червонцев всего стоит. Секс – главный двигатель прогресса! И запомни, Серый, женщина – как книга. Прочтешь – и она теряет всю привлекательность.

– Но ведь есть любимые книги! – подыгрывая, вмешался Артист.

– Естественно! К ним возвращаешься под настроение, но читаешь-то новые!..

Мы вышли из парка.

– Артист, я ухожу... – начал я, на всякий случай сунув руку в карман за кастетом. Но Жора меня перебил, радостно оскалившись:

– Ба! Кого имеем счастье лицезреть? Его высочество Бобер-старший, собственной персоной! Наверно, нарисовался, чтоб выразить нам свое почтительное смирение?

Бобров, видно, случайно встретившийся нам, остановился и молча, выжидающе уставился исподлобья на Артиста.

– Это один из тех братьев, которые нагло отказались с нами работать? – спросил Генрих с интересом, будто какую редкую инфузорию, рассматривая старшего Боброва.