Я мигом скинул тяжелый кирзовый сапог и, зажав голенище в руке, приготовился обороняться от остальных дырявых.
Но никто из них не тронулся с места.
– Зря хипишуешь, Евгений! – в глазах Гришуни застыл страх. – Мишке давно пора было крякнуть. Плакать по нему некому. А мы, к твоему сведению, все это время спали и ничего не слыхали и не видели... Кстати, надо бы его подвесить – авось за самоубийство проканает.
– Действуй! – распорядился я, но сапог из руки все же на всякий случай не выпустил.
Гришуня, стараясь не смотреть в лицо трупу, затянул полотенце петлей и зацепил конец, с помощью подавленно молчавших дружков, к оконной решетке.
– Кажись, выглядит вполне натурально, – заметил Гришуня, явно рассчитывая на мою похвалу.
– Сойдет! – я кивнул. – А теперь всем спать!
Подъем и утренняя проверка в штрафном изоляторе в пять утра. Менты, ошалело уставившись на повешенного, некоторое время стояли разинув рты, а потом побежали за врачом, хотя сразу было ясно, что тело уже окоченело. Все-таки в лагерях работают одни дураки и дебилы.
Всех сокамерников, естественно, оперативники тут же раскидали по одиночкам, чтобы поймать на несоответствиях в показаниях.
Я твердо держался версии, что спал и ничего не знаю, несмотря на неинтеллигентное ведение допроса, выразившееся в нескольких ударах по почкам и голове.
Через два часа меня вызвали в кабинет начальника колонии.
– Ну что, дорогой? – пятидесятилетний полковник закурил «Кэмел» и оценивающе уставился в мои глаза. – Не успел прибыть в учреждение, и сразу пришил осужденного, не говоря уж о дерзком избиении завхоза карантина. Ты хоть сознаешь, что идешь на раскрутку минимум лет на десять строгого режима? А может, ты у нас просто маньяк-садист?
– Ладно, начальник! – обозлившись, я решил не запираться. – Избил завхоза и повесил вашу голубую «шестерку» я! Сами они напросились. Издевательств над собой никому не позволю. Не так воспитан!
– А ты мне нравишься, – неожиданно заявил полковник. – Терпила твой законченная сволочь была. За «мокруху» не переживай – спишем на случай суицида. За что он срок тянул, знаешь? Мамашу родную придушил, когда та на опохмелку не дала. Так что туда ему и дорога. А завхоза я списал на прямые работы. Не справляется. Не пойдешь на его место?
– Нет.
– Я так и думал. Дам тебе теплое местечко – кладовщиком. Только сильно не заливайся и держи себя в рамках. Тогда взаимоотношения у нас с тобой будут правильные. Лады?
– Не знаю даже! – я был растерян, уверенный, что из кабинета меня уведут в наручниках и с червонцем в перспективе.
– Между прочим, Евгений! Ты станешь сейчас крупным уголовным авторитетом в зоне. Но отношения, надеюсь, у нас останутся дружески-доверительные... Кличку надо тебе подобрать – лагерный контингент очень клюет на эту глупую воровскую атрибутику... Придумал – раз ты у нас равнодушен к гомосексуализму – пусть будет Монах. Оригинально и запоминается враз. Не возражаешь?
– Мне все едино.
– Тогда чуток обмоем по традиции твое уголовное прозвище! – Полковник вынул из письменного стола плоскую бутылочку коньяка и плеснул на донышко двух миниатюрных стопок. – Давай, Монах, чтоб все у нас с тобой было путем!..
«Ладно! Лучше бы все это из памяти стереть раз и навсегда! Еще образуется жизнь! Водительские права у меня в наличии. Устроюсь куда-нибудь инструктором по автоделу. И заживу, как все...»
Я поднялся со скамейки, отбросил давно потухшую «родопину» и направился к выходу из парка.
Было прохладно. Небо невольно хмурилось кустистыми бровями туч. По краям аллеи тревожно шумели тополя, предчувствуя суровую зиму.
Вдруг вся природа на мгновение замерла и хлынул крупный дождь. Тяжелые водяные капли хлестко били по листьям, по гравийной дорожке, создавая несмолкаемый гул.
Неожиданно из-за мрачных туч выглянул краешек солнца, словно напоминая, что осень не вечна – придет зима-спокойствие, весна-любовь и лето-счастье...
Глава 13
Не догадывался я тогда, что неразлучная парочка – Судьба и Случай – уже не позволит мне сойти с узкой волчьей тропы...
Всего несколько месяцев спустя я снова оказался в Екатеринбургском следственном изоляторе по обвинению в двойном умышленном убийстве. На сей раз мне явственно светила «вышка», но пронесла нелегкая – отделался всего лишь тринадцатью годами строгой изоляции.
Побеждающий наследует все
Глава 1
Пиво было кисловатым и с осадком, как и тринадцать лет назад. Словно не прогремела победно перестройка и страна не поменяла цвета – с красного на бело-голубой.