Впрочем, во всем остальном внешность Льва Карловича была вполне импозантной: аккуратно зачесанные назад благородно-серебряные волосы над высоким «профессорским» лбом, умные светлые глаза неопределенного цвета, волевой, гладко выбритый подбородок, телосложение симметричное и даже спортивное, несмотря на угадывающуюся полноватость. Вместо костюма на психоаналитике были надеты демократичные синие джинсы и такая же рубашка.
– Без предварительной записи принимаете? – поинтересовался я. – Сумма вашего гонорара никакого значения не имеет. Мне просто нужно проконсультироваться по поводу некоторых мелких отклонений...
– Вас прислали из районной поликлиники?
– Нет, уважаемый Лев Карлович. Сей ранний визит предпринял чисто по своей личной инициативе, будучи широко наслышан о вашем высоком уровне профессионализма.
– Как, простите, вас звать-величать, господин хороший?
– Евгением Михайловичем. А это мой шофер господин Цепелев. Ему ваши аналитические услуги не понадобятся.
– Прекрасно. Проходите, любезный Евгений Михайлович, прямо в кабинет, а ваш водитель пусть в приемной подождет, журнальчики полистает на досуге.
Первая комната имела весьма скромную меблировку – кожаный диван, несколько кресел и низенький полированный столик, заваленный всевозможными журналами в ярких глянцевых обложках.
Мы со Львом Карловичем сразу прошли во вторую, смежную, комнату, оставив Цыпу любоваться продукцией отечественной полиграфии в приемной.
Кабинет специалиста по людским психозавихрениям выглядел более внушительно и презентабельно. Роскошный желтый ковер с длинным мягким ворсом покрывал все двадцать квадратных метров пола. Посередине стояли массивный письменный стол и два глубоких велюровых кресла, стены интеллигентно украшали деревянные стеллажи с уймой книг в красивых переплетах с золотым тиснением на корешках. Вся литература на медицинские темы, наверно. Все это хозяйство мягко освещалось настольной лампой под зеленым абажуром, так как окна были тщательно задернуты плотными темными портьерами. Ну, тут все на поверхности – таким нехитрым способом эскулап создавал атмосферу интимной доверительности. Понятно, что нервным пациентам легче базарить про сокровенное в электрической полутьме, чем при ярком солнечном свете.
– Так в чем ваши проблемы, любезный Евгений Михайлович? – подбадривающе-участливым бархатным голосом спросил эскулап, когда мы удобно устроились в креслах по разные стороны письменного стола.
Я без утайки поведал аналитику давно преследующий меня пакостный сон о мертвых под деревьями. Не скрыл от врача и приступы черной депрессии, регулярно накатывающие девятым валом на мои чувствительные нервы.
– Во время данных сновидений вы испытываете страх или, возможно, даже ужас? – Лев Карлович с интересом глядел на меня, как на заморскую диковину какую-то.
– Ничего подобного! – отмел я унизительное предположение аналитика. – Трупов я не боюсь. Как говорится, мертвые не кусаются. Поражаюсь лишь просто, откуда их столько много взялось? Непонятно и потому очень неприятно. Такое ощущение, будто кто-то внаглую вешает на меня чужие мокрухи.
– Понимаю... То есть некоторое количество лесных фигурантов за вами все же числится? Я правильно понял?
– Ну да. Но это все в далеком прошлом. Ошибки юности, так сказать. За них государству сполна уплатил тремя пятилетками строгой изоляции. Нынче я нормальный российский бизнесмен.
– Пьете много?
– Как все. В меру сил и возможностей. Впрочем, стараюсь ограничивать себя. Чтоб сохранить голову на плечах: в моем нелегком бизнесе она должна быть трезвой. Хотя бы частично.
– А чем конкретно вы занимаетесь?
– Недвижимостью в основном, и самый децал в сфере индустрии развлечений. А какое это имеет значение?
– Пока не знаю, но для того, чтобы разобраться в недуге, необходима всесторонняя информация о больном.
– Да не болен я, в натуре! Всего лишь переутомился чуток. Пропишите каких-нибудь полезных качественных пилюль – и все дела.
– Я не психотерапевт, а психоаналитик, – улыбнувшись краешком губ, напомнил Лев Карлович. – Медикаментозный способ лечения не мой профиль. Уж простите, любезный, но вы, по-видимому, обратились не по адресу.
«Отфутболивает, морда еврейская! – враз просек я. – Ладушки. Поглядим, что ты сейчас запоешь!»
Вынув из кармана свой пухлый крокодиловый бумажник, я выложил на стол перед аналитиком веером десять купюр по сто баксов каждая: