Андрей уже не смеется, только странно улыбается и смотрит на меня так, что заставляет заткнуться. Раньше он не умел так смотреть, мне даже становится страшно, что он сможет разгадать. Андрей не умел замечать даже очевидного, разве он сможет нащупать то, на что даже я не могу решиться?
– Мира, я хочу спросить… Ты счастлива?
Оказывается, научился. Прислонив язык к низу верхних зубов, хочу выдавить логичный ответ, но не могу. Не ожидала от правильного и хорошего Андрея ножа в спину. Это больно. Больно услышать собственный внутренний вопрос в реальной звуковой оболочке.
– Не лучшее время, чтобы говорить о счастье, – увожу взгляд к окну. – Новости не из простых, да и вообще период в жизни…
Как же жалко. Мне тошно от себя самой. Ненавижу все вокруг: и Андрея с его прицеленными вопросами, и эту ситуацию с отцовством. Ненавижу свою нерешительность и ненавижу Диму.
– Не знаю! – срываюсь я. – Да, блять, опять ни хера не знаю!
– Мира, прости, что расстроил. Мне не стоило… И вообще это моя вина, этот тест на отцовство, ложь…
– Дело не только в тебе, просто хреновый день. Может, даже самый хреновый в моей жизни.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь?
Может ли Андрей мне помочь? Могу ли я себе помочь? Черт, зачем он так участливо смотрит? Зачем эта прикушенная губа и тянущаяся к моим пальцам ладонь. Хочет поддержать? Пожалеть?
– Нет, – говорю я и ухожу.
Не прощаюсь и не оборачиваюсь, пусть лучше считает конченной сукой, чем жалеет. Сколько раз за нашу беседу я подумала о том, что Андрей скорее умер бы, чем поступил бы со мной, как Дима? Эта мысль была единым фоном для всего общения. С момента, как мы с Димой стали жить вместе, я не сравнивала их. За все отношения ни разу. Я не думала об Андрее, мысленно не ставила на место Димы. Теперь все изменилось.
Может, мне и нужна была поддержка Андрея, да не может, а точно. Я должна была сказать еще хоть что-то, чтобы страх и боль перестали меня жевать изнутри. Я не смогла. Было всего два варианта: сказать всю правду или сказать «нет». Дальше последовали слезы, я решила оставить их себе.
Глава 7
Весь следующий день все валится из рук. Пачкаюсь, разбиваю посуду, роняю десяток яиц на пол и даже на ребенка срываюсь. Мои нервы натянуты до предела, чувствую, что скоро они разорвутся. Когда раздражение уходит на второй план, бросаю все дела, усаживаюсь рядышком с Мишуткой и глажу его по головке. Я говорю ему, как сильно его люблю и что он лучший малыш на свете.
Неужели он и правда похож на Андрея? Может, Дима все это время чувствовал подвох, поэтому скрупулезно изучал лицо сына, поэтому и во мне искал изъян? Все так сложно, что голова вскипает. Не хочу ни о чем думать, решать, что делать дальше. Буду играть с Мишуткой и искренне улыбаться, когда он прибежит меня обнять.
Увы, ребенок ложится спать, а взрослый, которого я даже видеть не хочу, со мной разговаривает. Разумеется, Дима не извиняется. На этот раз я знаю правила игры. Пока я буду терпеть, он будет позволять себе все. Вчера жестокий насильник, сегодня мой веселый муж. Какая роль ждет завтра? Прекрасно понимаю, что так нельзя, но не могу начать выстраивать границы. Мне проще закрыться и односложно отвечать на его обычные вопросы. Не чувствую опоры, уверенности и сил, чтобы дать отпор, поэтому автоматически ухожу в защиту.
Мое тело умнее мозга, который выстраивает целый ряд из приятных воспоминаний, связанных с Димой. Его случайные касания вызывают дрожь и желание отойти. Пока не представляю, как снова займусь с ним сексом. Застреваю в ванной на час, потом захожу к спящему Мишутке в надежде, что Дима к моему появлению заснет.
Обычно, когда смотришь на спящего ребенка, наступает чувство безмятежности, в этот раз все не так. Мне больно сразу за всех. За всех, кроме себя. Диме будет больно, когда узнает, что он не его. Мишутке будет сложно разобраться во всем, что я натворила. Андрею уже больно, он знает, что я родила от него, и даже не видел своего ребенка. Над всеобщей болью нахожусь я, та, кто и создала проблемы. Наверно, я и должна решить. Так будет логично и правильно, знала бы еще я, как именно должна поступить.
Смотрю в горящий экран телефона. Чувство такое, что дышу горячим паром. Как же сложно. Сделав вдох поглубже, вбиваю буквы и жму «отправить», чтобы не успеть передумать.
– Хочешь увидеть сына?
Зачем-то смотрю в надежде, что Андрей ответит прямо сейчас. Когда вижу значок «печатает», ладошки потеют.
– Очень, – отвечает он.
– Завтра?
– Да. Когда вам будет удобно?
– Утром. После десяти.
– Спасибо, Мира. Я буду ждать.
Я сомневалась, даже когда мы с Мишуткой подошли к двери роскошных апартаментов. Может, стоило оставить все на своих местах? Попытаться сохранить свою рушащуюся жизнь, а не врубать перфоратор? Кнопка звонка и добрейшая улыбка Андрея.
– Привет, – говорю я.
На уровень Мишутки мы присаживаемся синхронно. Андрей смотрит на него так, что у меня ком встает в горле. Андрей кажется счастливым, а вот Мишутка хватает меня за рукав и надувает губы.
– Я еще не сказала Диме. И ребенок… Андрей, я бы не хотела, чтобы мы его путали. Думаю, нужно узнать у психолога, как это сделать менее травмирующе.
– Конечно, я полностью согласен. Считаю, что будет честно, если решение останется за тобой. А сейчас я очень рад увидеть его. Привет, Миша, – машет Мишутке Андрей. – Меня зовут Андрей.
– Мишутка, это хороший дядя, у него из окошка видно много-много маленьких машинок, посмотрим? – Мишутка кивает мне. – А «привет» помашешь?
После пары секунд раздумий Мишутка машет сразу двумя ручками, что приводит Андрея в восторг.
– Еще у меня есть игрушки. Думаю, тебе что-нибудь придется по вкусу. Машины, корабли, грузовики.
– Гавик! – хлопает в ладошки Мишутка.
– Пойдем посмотрим грузовик?
Со мной за ручку Мишутка соглашается войти. Что чувствую, когда вхожу в квартиру, где жила с Андреем, где была его женой? Привычного холодка нет, тепла воспоминаний тоже. Мне кажется, что я здесь впервые, хотя абсолютно все осталось на своих местах.
– Смотри, тут у Андрея целое футбольное поле, можно бегать и прыгать, – киваю я на просторный зал с панорамными окнами.
Мишутке, который устал в такси, два раза повторять не надо, он бежит и шлепается на попу из-за скользкого пола. Пока Андрей в ужасе приоткрывает рот, он поднимается и бежит дальше. Я смеюсь, только тогда тревога Андрея проходит.
– Наверно, я погорячилась с предложением носиться по дому. Он сейчас точно что-нибудь разобьет.
– Да пожалуйста, главное, чтобы сам не поранился. Может, взберемся по лестнице? Там и находятся грузовики.
Даже я удивляюсь, что Мишутка соглашается идти по лестнице с Андреем за ручку. Иду за ними и еле сдерживаю матерное изречение, когда вижу комнату, что раньше была спальней для гостей. Здесь детская и не просто детская, а лучшая игровая, что я видела. Бело-зеленая, с элементами дерева. Кровать с балдахином, домик на дереве, огромные железные дороги, автопарк из сотни машин и еще столько всего, что я решаю просто сглотнуть шок.
– Андрей, что это? Это как? Когда ты успел?
– Все сделали за ночь. Не переживай, никакой токсичной краски, только экоматериалы безопасные для детей. Стены просто обили мягкими панелями, мебель прикручена, установлена специальная защита на дверцах и углах.
– Да насрать на ремонт. Боже, сколько же здесь игрушек...
– Я не знал, во что Миша любит играть, – оправдывается Андрей.
– И решил скупить весь чертов магазин?