— До земли скрести долго. А то я землёй бы поклялся.
— Йерел.
— А ты — Арела, — удивился Светел. — Похоже.
— Нас потому так и назвали. Только он Орёл, а я — Обещание.
— Это я понял…
— Ты похож на андарха.
Светел промолчал.
Арела вздохнула:
— Я тебе свою тайну открыла.
«Было бы что открывать! Про какого-то жениха…»
— Моя тайна невелика, — ответил он неохотно. — Засыновлённый я. В животы принятый. Мои все… в Беду…
Арела хотела ещё о чём-то спросить, но Светел схватил её за руку, насторожил уши. К гудению сосен примешался звук, от которого у него радостно подпрыгнуло сердце. В лагере котляров, в обмётанном снегом шатре негромко пели кугиклы.
«Сквара! Живой…»
— Не реви, — сказал Сквара Воробышу.
Тот вытер кулаком нос, огрызнулся:
— Тебе хорошо!..
Сквара удивился, спросил:
— Чем хорошо-то?
Лыкасик не нашёлся с ответом.
Лихарь, шедший впереди, обернулся:
— Тут мамки нет, утешать не прибежит. А к нам реветь без толку.
Старший котляр засмеялся. Весёлый он, похоже, был человек. У него и прозвание отдавало шальным удальством: Ветер. Такого сильного и ловкого воина не всякий день встретишь. Если бы он как-нибудь по-другому показал свою ловкость с ножом, Скваре он, может, даже понравился бы.
Когда пришли в становище, у мальчишек отобрали пояса, пустили в шатёр к остальным ложкам. Там не было ни костра, ни жаровни. Толстые суровые стенки прикрывали только от летящего снега. Навстречу новеньким обернулось десятка два лиц. Ребята были разного возраста, и ровесники Скваре с Лыкашом, и помладше. Вплоть до таких, что наверняка не помнили солнца.
Ещё не обвыкшись в потёмках шатра, Сквара почти сразу споткнулся о кого-то из малышей. Нагнулся повиниться — нашарил полураздетого мальчонку, скрючившегося на полу. Под руками Сквары малыш съёжился ещё больше.
— Не… бей… — просипел он и всхлипнул. — Ничего… больше нету…
И надсадно закашлялся. Кто-то слупил с него не только меховой кожушок, но и верхнюю рубашку.
Сквара поднял мальчонку. Для начала натянул на него свой собственный кожух, просторный, нагретый у тела. Надвинул на растрёпанную голову куколь. Ему самому было пока не холодно после скорой ходьбы. Потом он стал оглядываться, приучая к полумраку глаза.
Обидчика он распознал без труда. Крепкий светловолосый парнишка насмешливо улыбался, сидя не просто на толстом охвостье своего кожуха, а на чём-то более мягком. Сквара выпустил мальца — тот беспомощно завалился и опять свернулся в клубок, — поднялся и, перешагивая чьи-то ноги, пошёл в середину шатра.
— Отдал бы, — сказал он светловолосому.
Тот немедленно распознал окающую помолвку.
— Да никак дикомыт!.. Что, и вас до котла допустили?
— Не, — сказал Сквара. — Меня сильно взяли… Ты отдай кожушок-то. Не срамничай.
Улыбка паренька стала глумливой.
— Нас тут пристыживать некому. Без выкупа не отдам!
— Хорошо, — кивнул Сквара. — Я тебе на кугиклах сыграю, добро?
— Добро.
И светловолосый ёрзнул, пересаживаясь удобнее.
Сквара вынул из нагрудного кармашка кугиклы, заиграл. Конечно, не братскую колыбельную, к которой Кербога придумал такие грустные и неправильные слова. Просто песенку, подслушанную на купилище в Торожихе. Потом другую и третью.
Ребятня сдвинулась теснее. Новые ложки могли хорохориться сколько угодно, а только расставание с домом ни одному из них легко не далось.
— Добро? — спросил Сквара, глядя на светловолосого.
Тот, чувствуя себя всесильным хозяином, лишь заулыбался шире прежнего:
— А теперь покажи, как у вас на Коновом Вене пляшут.
Сквара подумал. Снова кивнул. Взмахнул руками, присел… Но вместо плясового коленца схватил обидчика за ногу, опрокинул назад. Парнишка от неожиданности свалился и несколько мгновений барахтался на полу. Сквара поднялся, держа в руках кожушок.
— Рубашка где? — спросил он негромко.
Светловолосый вскочил, что-то бормоча наполовину грозно, наполовину плаксиво. Бросился на дикомыта. Сквара отшагнул, молча приласкал обидчика, как научил когда-то отец. Локтем под подбородок, возвратным движением кулака — в нос.
В углу кто-то завозился, стаскивая с себя лишнее. Скваре из рук в руки передали вязаную рубашку.
Он вернулся ко входу, одел малыша, сел и устроил его перед собой, чтобы надёжнее обогреть.
Светловолосый ощупывал нос, бранился — невнятно, но угрожающе.
— Зря воевать лезешь, — сказал Скваре мальчик из старших. — Пестунчик твой всяко не жилец. Лихарь баял, если до утра и додышит, всё равно у дороги бросим.