Его жена уже принялась плакать и говорить, что она не допустит, чтобы ее Меерл, ее плоть и кровь, подвергался унижениям, сидя за чужими столами. Ее слова не волновали реб Аврома-Герша. Мало ли о чем плачет женщина! Но и хасиды из его молельни отговаривали его от этого шага, говорили, что мальчик должен быть рядом с отцом. Поэтому реб Авром-Герш хотел услышать, что скажет ему ребе. Как ребе скажет, так и будет.
В-четвертых, его занимал вопрос сватовства.
Реб Хаим Алтер послал к нему Шмуэля-Зайнвла, богача, лишившегося большей части своих богатств, сказать, что реб Хаим Алтер хочет сосватать свою дочь за старшего сына реб Аврома-Герша, Симху-Меера. Реб Авром-Герш не торопился с ответом. Он был не из торопыг. Он попросил передать реб Хаиму Алтеру, что он не говорит на это предложение ни да ни нет, что он еще подумает, потому что мальчишка даже не достиг возраста бар мицвы. Но Шмуэль-Зайнвл не оставлял его в покое, буквально преследовал его. Ученый еврей, бывший богач и при этом большой наглец, обращавшийся ко всем на «ты» и не испытывавший к богачам ни малейшего почтения, Шмуэль-Зайнвл не удивился тому, что реб Авром-Герш тянет с ответом, но и не перестал ходить к нему. Он был не из тех, от кого можно отделаться взмахом руки, этот Шмуэль-Зайнвл. Он знал весь мир, и мир знал его. Он знал, что у каждого жителя Лодзи варится в кастрюле, умел свести одну стену с другой, мог нахамить самому уважаемому и богатому еврею и любому сказать правду в глаза.
— Я хочу, Авром-Герш, чтобы ты породнился с Хаимом Алтером, — говорил Шмуэль-Зайнвл, скорее приказывая, чем убеждая. — Я не какой-нибудь Мойше, который у тебя в услужении. Я не буду за тобой бегать и уговаривать. Пиши тноим[46], я не могу ждать…
Реб Авром-Герш нигде не мог от него спрятаться, ни дома, ни в хасидской молельне, ни даже в своей конторе. Шмуэль-Зайнвл силой прорывался к конторке реб Аврома-Герша, сидевшего над бухгалтерскими книгами, и злобно отталкивал слуг, пытавшихся его не пустить.
— Видал, какие наглецы? Прямо иноверцы какие-то! — бушевал он у конторки реб Аврома-Герша. — Не подпускают к тебе никого, словно ты сам губернатор…
Реб Авром-Герш понял, что от этого Шмуэля-Зайнвла ему не отделаться. Да и предлагаемое им сватовство было неплохим вариантом. Реб Хаим Алтер — богатый еврей. Дочка у него единственная. Приданое он за ней даст хорошее. Плюс дорогие подарки и содержание[47]. Он ужас как хочет заполучить мальчишку в зятья и пойдет на новые уступки, если на него надавить. Правда, про жену реб Хаима Алтера поговаривают, что она не носит платок, а только парик, да и ведет она себя как барыня. Но дом все-таки ведется по-еврейски, там всегда полно хасидов. Поэтому реб Авром-Герш хотел услышать, что скажет по поводу этого предложения ребе. Без совета ребе он не делал никаких важных шагов в жизни.
Так что он приказал извозчику-немцу, возившему товары с фабрики на склад, запрячь фабричных лошадей в бричку и отвести его на Пейсах в Александер.
Реб Авром-Герш упаковал свои субботние одеяния, новые атласные лапсердачки и бархатные шапочки для мальчишек. Бархатные шапочки он специально заказал в честь бар мицвы. Он завернул в три новых красных платка испеченную по особо строгим правилам мацу, подгорелую, жесткую, неровную. Для каждого из троих — отдельную упаковку, на все дни Пейсаха. Он вез в соломенных корзинах несколько бутылей хорошего вина — для четырех обязательных бокалов пасхального сейдера, который они проведут за столом ребе. До Александера он взял с собой столько бедных хасидов в бричку, что извозчик-немец чуть не лопнул от злости.
— Господи Иисусе! — причитал он по-немецки. — Эти евреи снова угробят мне лошадей. Капут лошадям!
Но хасидов все равно набилась полная бричка, и они тут же начали пробовать пасхальную водку реб Аврома-Герша и распевать песни. «Мало ли что там болтает эта скотина-иноверец!» — говорили они с пренебрежением.
На протяжении всего Пейсаха реб Авром-Герш ни на минуту не отпускал от себя мальчишек, главным образом Симху-Меера. Он усаживал их между хасидами, разбиравшимися в учении ребе и говорившими о чудесах из жизни былых и нынешних праведников. Он затаскивал мальчишек в хороводы, словно они уже были взрослыми. Клал на узкие плечи Симхи-Меера свою широкую руку и тащил его в круг, впихивая между евреями, чтобы он проникался еврейством. Заставлял сына плясать и петь вместе с ними, хасидами, пока не измучится, пока не вспотеет.
46
Буквально — «условия». В традиционном еврейском праве — документ, фиксирующий предварительную договоренность о заключении брака.
47
Согласно существовавшей практике (на идише она называлась «кест»), состоятельный тесть брал зятя на содержание в первые годы его семейной жизни. Число этих лет заранее оговаривалось в брачном контракте.