но мы все это уладим. Итак, мы едем в Дижон на австрийский смотр, император прибудет туда из Брюсселя, а из Дижона, я думаю, отправимся прямо в Берлин, в то время как император поедет навестить великих герцогинь. Куда из Берлина поедем, еще не знаю.
Что до моих вещей, буду я ехать как попало, поскольку кареты у меня тут нет, моя – у Полетики, и бог знает, застану ли его во Франкфурте при нашем проезде; что до моей славной личности, то она будет, как обыкновенно, с Нессельроде. Часть вещей своих я отправил прямо в Петербург, другая часть отправится с Кудрявским, который едет в Берлин ждать нас, а третья – со мною. Понадобится время на то, чтобы собрать их все вместе. Шредер останется тут еще ненадолго, а после приедет в Петербург. Воронцов в миссии Анстета, который назначен во Франкфурт представителем при Германской конфедерации. Крейдеман у него секретарем посольства, а Тормасов, племянник вашего генерала, помещен канцелярским служителем. Можешь объявить о сем твоему начальнику. Сим обязан он его рекомендации, ибо много имелось охотников. Бальмен назначен комиссаром на остров Св. Елены и очень тому рад.
Скажи моей кузине, что ее сын Василий остается с Михаилом Воронцовым. Я настоятельно ему его рекомендовал, как и всем лицам, от коих он будет зависеть. Ему будет хорошо. Тургенев Сергей тоже остается при нем с 1500 рублей жалованья.
Константин. Дижон, 24 сентября 1815 года
Мы прибыли сюда вчера вечером. У меня разыгрались геморроиды, кои доставляют мне необыкновенные страдания. Насилу дотащился и теперь сижу; это подлинное мучение. Не знаю, как буду продолжать я дорогу, особенно так, как едем мы с Нессельроде. Словом, придется страдать, что делать! Все ходили смотреть австрийские войска; но я не двигаюсь и пользуюсь минутой, пока мы здесь, чтобы искать облегчения. Не представляй сие в трагическом свете Маше, но страдаю я, однако же, чертовски, несмотря на то, что сие неопасно.
Александр. Москва, 4 октября 1815 года
Тургенев сумасшедший; я направил к нему человека, который должен взять твои ящики и принести их мне сюда. Дважды Тургенев сказался отсутствующим дома; теперь он мне пишет и жалуется, что мой комиссионер не приходит за ящиками. Любовь закружила ему голову. Думаю, что брак этот в конце концов устроится. И этот будет нашего полку. Он мне написал, что толстый Шаховской поставил пьесу «Липецкие воды». Он ходил ее смотреть, есть остроумные мысли, но множество длиннот и скуки. Это сатира на балладника Жуковского и Уваровского «Гомера». Жуковский, выйдя из театра, воскликнул:
Что до господина Сержа Гомера, оставляю его кому угодно: он совершенно испорчен. Я не Ахилл, он не воспоет мою ярость, но он тоже не Гомер; верно, это неудавшееся подражание Шатобриану.
Александр. Москва, 7 октября 1815 года
Я вчера был зван на обед к князю Юсупову; я и не думал встретить там своего начальника, генерала Тормасова, ни того, что, подойдя ко мне, он скажет: «Что ж, ваш брат собирается возвращаться». Он мне сказал, что император 1-го должен был прибыть в Берлин и что в конце сего месяца его величество будет в Петербурге.
Константин. Берлин, 10 октября 1815 года
Я выехал из Парижа, не вполне хорошо себя чувствуя, в Дижоне был не совсем здоров, а по приезде в Нанси у меня случился приступ сильной лихорадки. Я, однако же, не захотел останавливаться и продолжил путь с Нессельроде. Этот приступ продолжался до Франкфурта, и по приезде туда я не выдержал. Нессельроде позвал своего врача, который категорически потребовал, чтобы я остался; я принужден был согласиться, он дал мне рвотное, из меня вышло много желчи, и сие спасло меня от горячки или желчной лихорадки. Однако же мне пришлось оставаться в постели и не покидать комнаты пять дней. Почувствовав себя несколько лучше, я вновь пустился в путь с Киселевым, вынужден был провести одну ночь в Лейпциге и по приезде сюда был так слаб, что должен был снова лечь в постель и лечиться. Благодарение Богу, теперь мне лучше. Оставшиеся дни, что мы здесь проведем, должны совершенно поставить меня на ноги.
Эта малая болезнь, задавленная при самом своем начале, спасла меня от большой, и право же, невозможно всегда быть здоровым! Надобно время от времени платить сию малую дань природе.
Все то время, что был я во Франкфурте, я ни на минуту не оставался один. Добрый Полетика приехал сюда в один день со мною и не только не оставлял меня ни на миг, но даже и оставался еще несколько дней после отъезда штаб-квартиры маршала, и я после провез его несколько прогонов, чтобы он нагнал его. Кроме него, видел я в это время 35 человек, кои являлись почти всякий день меня навещать, и среди прочих добрейшего Сабанеева, который получил отпуск на год и которому император пожаловал 20 тысяч рублей.