Александр. Москва, 6 декабря 1815 года
Вчера 101 выстрел из кремлевских пушек возвестил прибытие государя императора в Петербург. Всякий имел свою долю радости, но моя была, думаю, самой основательной, мой милый друг, поскольку возвещала мне и твое возвращение. Я был у Тургенева, когда прибыла эстафета. Через полчаса весь город был наполнен радостным известием. Я тотчас побежал объявить его милому другу Волкову, который болеет. Эта новость его вновь оживила, ибо он в ней полагает конец своим страданиям и своей службе, которую ненавидит; в самом деле, полная потеря здоровья и его маленького состояния после 22 лет активной службы, да еще рана, которая его мучает, – все это ему стоило только приятности быть одним из старых полковников в России. Он будет смотреть на увольнение свое как на особую милость и, если не получит с тем пенсии и генеральского звания, примется возделывать землю, а его друзья ему помогут.
Константин. Петербург, 9 декабря 1815 года
Я не выхожу почти из кареты и, право, замучился. Только что продеру глаза, как уже наплывает ко мне куча народу – и приятелей, и старых знакомых, и людей, кои воображают себе, что я могу им быть полезен, и кои сильно ошибаются.
Был я два раза у Катерины Даниловны [матери А.А. Волкова] и не застал ее дома. Что меня бесит особенно, так это то, что никого не застаю и надобно возвращаться по десять раз, прежде чем кого увижу, не считая милых Алексеевых, коих вижу часто и всегда с новым удовольствием. Я обедал также у Посникова, который задал нам превосходный обед; во все дни я зван, завтра обедаю у Полетики. Мое величайшее утешение быть вместе с друзьями. Я тебе еще не отослал твои неаполитанские газеты, держу их у себя, ибо надобно, чтобы Нессельроде получил для тебя дозволение носить орден моего начальника. Вообрази, что награду не выслали, а, к несчастью, я не могу тебе сделать ее тут, ибо единственный кавалер, Александр, отсутствует в Петербурге: его сделали полицмейстером в Чернигове.
Константин. Петербург, 13 декабря 1815 года
Вчера должен был я быть представлен императрицам, но представление не состоялось; я, однако же, имел счастие видеть нашего ангельского императора и утром, и вечером на балу, куда был я зван, несмотря на то, что не имею на то никакого права, и особенно потому, что не был представлен императрице-матери, которая бал и давала. И утром, и вечером император меня заметил и соблаговолил говорить со мною. Поистине, когда он говорит, то осчастливливает того, к кому обращается. Утром он сказал мне: «Здравствуй, сопутчик, когда приехал?» Никогда не позабуду я времени, когда имел счастие быть рядом с ним столь долго и в такое интересное время. Я рассказываю тебе о его милостях, ибо ты сумеешь их оценить; все, что случается со мною счастливого, доставляет тебе радость, да и может ли существовать для меня что-нибудь более прекрасное, нежели быть лично известным лучшему из повелителей, и, смею писать, не в самом невыгодном свете. Я ношусь весь день. Часто вижу добрых Алексеевых, Пушкиных. Я не могу забыть, что батюшка был их другом, и хожу к ним подлинно как в свою собственную семью. Меня осыпают дружескими знаками внимания. Мне тебе нечего сказать теперь. Я говорил вчера перед князем Урусовым с генералом Балашовым о Волкове. Он весьма им интересуется и хочет ему быть полезен.
Вчера я обедал у Лонгинова с Бенкендорфом, который только что приехал и шлет тебе привет.
Константин. Петербург, 16 декабря 1815 года
Тургенев в печали, его брак никак не устроится, кажется, есть интриги, и милый мальчик страдает. Он заслуживает счастья, и сие было превосходным средством[154].
Константин. Петербург, 20 декабря 1815 года
Ныне должен состояться въезд персидского посла, со слонами и всей прочей бутафорией. Завтра он нанесет визит Нессельроде, а в четверг будет иметь аудиенцию у императора. Его величество приказал, чтобы перевод речи послу зачитал именно я. Ты прочтешь все подробности в церемониале, который посылаю тебе вместе с письмом.
Александр. Москва, 20 декабря 1815 года
Едва прочел я вчера письмо от Марьи Любимовны[155], как был обрадован твоим от 13-го числа под № 107. Как быть, любезный брат, все меня уговаривают слетать в Петербург, даже Марица. Ей кажется, что это поторопит возвращение твое сюда. Льют масло на раскаленные угли. Признаюсь, что умираю от нетерпения тебя обнять, но хорошенько остерегусь показывать это Марице: это только увеличит ее нетерпение. Я ей выставляю причиною мою ужасную занятость. У меня даже есть приглашение от графа Ростопчина. Я думал, что испытаю чудовищное сопротивление, а вместо того Марица торопит меня ехать, но ехать скоро или не ехать вовсе, и тут она права. Наташа равным образом побуждает меня к этому путешествию. Она представляет удовольствие, кое буду иметь я, – обнять тебя двумя неделями ранее, и к тому же надобно мне исполнить священный долг в отношении нашего благодетеля Алексеева. Словом, милый мой, голова у меня идет кругом, и думаю, что я поддамся искушению. Моим великим желанием было бы видеть в Петербурге только Алексеевых, тетушку и Тургенева, ежели возможно, и улететь обратно летучей мышью.
154
А.И.Тургенев собирался жениться на Екатерине Александровне Саблуковой (вышедшей потом замуж за князя Мадатова) и остался холостяком.