Московские вести все те же: строят, красят, украшают город, только и речей, что о приезде государя. На Кузнецком мосту множество карет, дрожек, барыни все заказывают платья к балам, а я еще о сем и не думал. Я все-таки сомневаюсь, чтобы в Китай-городе все было готово; хотя площадь и отделана, лавки строятся, работников тьма, но и дела множество.
Каподистрия будет жить в архиерейском доме, там же, где и граф Аракчеев, Закревский – у Волкова, прочие, кажется, во дворце. Вчера был у меня князь Трубецкой, генерал-адъютант, проездом в свои деревни. Также был Рибопьер, едущий в Смоленск. Мы ездили гулять в Петровское-Разумовское, набрали грибов, напились сливок и порядочно погуляли. Сегодня также сбираемся куда-нибудь ехать, погода стала прекрасная. Мне Разумовского сад, а особливо пруд, весьма понравился. Походит на Царское Село. И этот человек не пользуется столь прекрасной подмосковною, а живет в Петербурге бог знает зачем.
Александр. Можайск, 7 сентября 1817 года
Тут можно подумать, по всем слышанным мною рассказам, что Бородинское сражение только вчера состоялось. Все еще пугают детей, говоря: «Чу, французы палят!» Я обнаружил здесь так называемый портрет Нея, рисованный красным карандашом, с четверостишием, кое я списал:
Досадно мне, что уже поздно: не увижу я поля Бородинского сражения. Придется отложить это на обратный путь. Одно заставляет меня беспрестанно краснеть: титул «превосходительства», расточаемый тут моему ордену. Не хотят ни согласиться с моими резонами, ни дать себе труд получше прочесть мой паспорт. Напрасно я говорю, что не все то золото, что блестит. Что ж, будем золотом, будем превосходительством! Был же семь лет превосходительством в Италии.
Александр. Смоленск, 10 сентября 1817 года
Здесь весь генералитет в отсутствии: поехали все в Вязьму, где играется свадьба Пашкевича-генерала. Он женится на Грибоедовой. Дворянство здешнее хотело сподличать, просило у графа Аракчеева позволения поставить его портрет в дворянском собрании и требовали присылки похожего из Петербурга. Сиятельный отвечает: «Я желаю, чтобы изображение мое было в сердцах смоленских жителей, а портрету моему непристойно быть там, где один государев висеть может».
Александр. Смоленск, 11 сентября 1817 года
Дорога преславная, я не видывал подобной никогда. Я думаю, десяти ухабов не было до Смоленска. Время самое летнее, даже жарко, ночью очень светло от месяца. Еду себе, то ем, то курю, то Глухова дурачу; а его все рвет да рвет, а как не рвет, так врет чепуху. Уверен, что, «кабы не было этих аллей по Белоруссии, Бонапарт не нашел бы дороги в Москву, потому что не у кого было спросить: мужики по-французски не разумеют, да они же все разбежались по лесам, точно они наделали все эти несчастья. Вы с прошлого года изволили смеяться надо мною, а уж это беспременно, что он, шедши все по аллеям, дошел и до Москвы».
Костров очень обрадовался твоему письму, и что будет служить под твоими глазами. Он здесь, кажется, всеми любим; заключаю это по дружественным письмам к нему от Паскевича, Писарева, кои здесь долго стояли. Здесь один губернатор уцелел, почти все сменены советники; вице-губернатор также новый приехал, какой-то полковник Темиров, комендант и проч., все это новые. Я решаюсь здесь провести вечер и ночевать, чтобы отдохнуть, в Велицы мне все равно приехать, что до обеда, что после: все в тот же день не поеду по деревням; по крайней мере, не так устану. Не могу нахвалиться не только Костровым, но приемом всех вообще на станциях. Перед самой Вязьмою, в Теплухе, смотритель новый, солдат, служивший в последнюю шведскую войну, рассказывал, как возле него был убит князь Михаил Долгоруков; а лучший его анекдот, хотя также живописный, это, как третьего дня генерал-майор Панчулидзев хотел его привязать к колесу за то, что не было лошадей. Лучше пилить сандал, чем быть смотрителем за 100 рублей несчастных, кои получают. Нет им покою ни днем ни ночью; их же колотят. Он доказал, что ямщики его не слушают, что из Вязьмы долго не возвращаются, то есть часов по десять и по пятнадцать. «Ты с них шкуру дери, а я с тебя», – отвечал беспардонный генерал. Я сказал ему, чтобы заявил почтмейстеру Вяземскому; он отвечал, что два раза жаловался Булатову, но что тот не входит в это. Мне кажется, дурно делает Булатов, что потакает ямщикам. Ежели будет сюда какой-нибудь объездный, то не худо бы ему это разобрать; а бедный Горемыкин скорее решится на колесование, нежели тебе жаловаться.