Ну-с, был я наконец у Беннера, который прельщает всех нашими портретами, а тебя неизреченно благодарит за письмо, за начинку его и за твои старания о нем. Я видел его коллекцию австрийского дома, которая, мне кажется, гораздо превосходнее самой царской: работа лучше и большое сходство. Маленький Наполеончик – совершенный красавчик, и Беннер говорит, что он еще лучше портрета. Кто бы думал, что черт сработает ангела! Беннер поедет в Ахен на конгресс, и хорошо сделает: будет ему работа.
Я был у Марьи Любимовны, у коей завтра обедаю; послезавтра у Марченко с Закревским и в четверг у Козодавлева на даче. Какой он гриб старый! Точно Гейм, когда ему будет сто лет. Я не налюбуюсь на Петербург; что за здания, что за тротуары, столбики чугунные, что за чистота! Дома все были выкрашены вновь к приезду прусского короля, который мимоходом надул Трубецкого, дав ему алмаз не Черного, а Красного Орла. Бульвар против дворца перенесен сажен на 20 ближе к Адмиралтейству; сим открыли прекрасный вид на Неву и на биржу. Бульвар против большой фасады Адмиралтейства тоже подвинется в отсутствие государя ближе к зданию, и сделается от того улица и шире, и прекраснее. Все то, что на Исаакиевской улице не займется Лобанова домом, будет застроено родом Пале-Рояля. Скоро откроется у Чернышева дома прекрасный чугунный мост. Угол Кушелевского дома отрежется, чем откроется вид на Морскую. Одним словом, со временем город сей будет точно восьмое чудо в свете. Но со всем тем я предпочитаю разнообразие Москвы и вообще Москву, может быть оттого, что в ней, а не в Петербурге, Московский почтамт, где я часто мысленно гуляю и курю с тобою трубку.
Я с большим удовольствием читаю писанный самим Ермоловым журнал его посольства в Персию. Умный, острый и твердый человек! Он обошелся с персиянами, точно как батюшка с турками; только Ермолов перещеголял своим ориентальным слогом, которому персияне и сам шах надивиться не могли. Они даже думали, что он переодетый мусульманин. Он Мазаровича хвалит в журнале. Разве что его нельзя напечатать ради многих вольных суждений. Ермолов ненавидит и презирает англичан и французов; что ж он любит? – одну Россию.
Александр. С.-Петербург, 14 августа 1818 года
Закревский вручил мне сейчас первое твое письмо, любезнейший брат, и я обрадовался, узнав, что вы все здоровы. Фонтону я тотчас написал, что Антонаки в Москве, ибо он с месяц не имеет писем от него и ждет его нетерпеливо, чтобы ехать к своему месту в Неаполь. Я пугал его, что ты брата долго продержишь в Москве. Он ему нанял славную квартиру на Перспективе в нашей Петерсшуле, и недорого. Кланяйся ему, равно почтенному Дмитрию Николаевичу [Бантыш-Каменскому]; жалею очень, что не при мне он приехал. Василия Львовича письмо отправил я в ту же минуту к князю Вяземскому, ибо каждую среду отправляются из Мраморного дворца эстафеты в Варшаву. Боюсь, что ты принужден будешь оставить Свирлово. Здесь стужа зимняя, и также все перебираются в город. Я был поутру у графа Нессельроде, насилу дождался выхода оттуда Магницкого, который, кажется, бьется как рыба об лед. Граф работал вчера у государя и предупредил его, что Гурьев сегодня будет ему докладывать по нашему делу. Я хотел узнать, поехал ли Гурьев в Царское Село. Нессельроде все со своими шуточками; посмотрев на часы, сказал: «Именно теперь господин Гурьев говорит о вас и находит, – прибавил, смеясь, – препятствия… Но будьте покойны, – прибавил он, – все устроится; я вам гарантирую». Вошел Убри, и я, кончив свое дело, ушел.
Потом был я у Тургенева пить кофе: по обыкновению, у него всегда как ярмарка: то один, то другой. Здесь всё готовится к выезду. С Нессельроде едут Стурдза и Северин; их уговорили ехать мать Стурдзы и сестра, что замужем, которая здесь; все это поедет вместе. Северина я еще не видал; тоже едут: Гульянов, Холщинский, Сакен, а Миллер уже там с графом Каподистрией. В среду будет здесь большой парад, после которого государь поедет в Царское Село, откуда, не приезжая уже в столицу, отправиться изволит в чужие края. Встретил я Полторацкого. Его свадьба назначена с большой помпою в воскресенье, в Павловском дворце.