Александр. С.-Петербург, 16 августа 1818 года
Удивительный мне сделали прием Козодавлев и его Анна Петровна. Щербатов и жена его очень любезны. Старый Гавинье играет тут ту же роль, что Рушковский; все прекрасно, все очень хорошо! Но рассказать все фразы не было бы конца. Много было, и за столом пили твое здоровье. Они очень заинтригованы причиной моего приезда сюда. Я все говорю про банк. Козодавлев сказал мне: «Я протестовал против остановки строения братца вашего до 1820 года, зная, что он это желает». Я отвечал, что твоя квартира прекрасная, что она остается, а что ты хлопочешь, имея только в виду пользу твоих подчиненных и казны, что, впрочем, на то была воля государева; ежели его величеству угодно будет отменить, то нечего, как исполнять волю его.
Икру красную подавал за столом особенно, как чудо какое, а полынковое вино бережет для себя одного. Я сказал
Осипу Петровичу, что ты пришлешь ему еще вина, имея его много, потому что вытекло дорогою его последнее. Осип Петрович немного повесил нос, боится всех этих перемен; водил меня по целому дому. Узнав, что люблю шампанское, славным меня потчевал; вина его хороши очень, и ко всякому есть фразочка: «Это фаворитина Питта славного». Посылая малагу консулу испанскому, вскричал: “Ессо 1а сага patria!” Анна Петровна очень приятная болтушка и собирается прислать тебе в обмен рябушки и корюшки. Я провел очень приятно время свое и поеду еще раз обедать. Ездил я с Мечниковым, который открылся мне, что ждет от меня сестры Лизы, а от нее место Калинина! Каков! «Куда же Калинина?» – «В сенаторы! – вскричал он, махнув рукою. – В сенаторы; у него 100 тысяч наличных денег, кроме вещей; в сенаторы его, старика!» Эта претензия доброго Мечникова премного меня позабавила. Дочь графа Головина идет за Фредро, польского генерала. Ну, прощай; я – человек! Опять Фонтон явился и час меня мучил; хорошо, что прежде успел написать; он и теперь болтает, а я доканчиваю письмо.
Александр. С.-Петербург, 17 августа 1818 года
Умно очень сделали мы, что решили скоро мою поездку сюда; три дня позже было бы уже затруднение, ибо нельзя знать, будет ли Гурьев после этого понедельника еще допущен к государю. Лобанов две недели этого ждет и не может получить. В первый доклад дело устроено, положено, во второй подпишется указ, а там примусь за банковое дело; но ежели увижу, что пойдет в завязку, то препоручу Журавлеву, а сам качай в Москву! Божья рука все это устроила, к нашему спокойствию. Остается нам в Москве жить припеваючи. Дом – дело десятое, но отдавать не следует никак, по совету всех здешних.
Жуковского я все еще не видал, ибо за дурной погодою отказался с Тургеневым ехать в Царское Село. В Москве будем опять дуться в бильярд, а я здесь удивляю своей игрою (кривой король в стране слепых), а Гурьев подшучивает над Гришей Орловым, который со мною пикируется. «Но-с! – говорит толстяк. – Не теряйте мужества, граф, кладите шар в лузу». Закревский целый день работает как собака, а в отсутствие государево будет отправлять должность Волконского. В Москве попляшем на его свадьбе. У него куча фруктов в углу, и он то одного, то другого поест, а все ему присылает это невеста из Москвы [графиня Агриппина Федоровна Толстая].
Мазарович поехал вчера к своему посту в Персию, накупив пропасть сыру и всякого лакомства на дорогу.
Нарышкина Марья Антоновна мне сказала: «Я только что слышала Каталани и в восхищении, что и ее послушала». Говорят, что она поедет и в Москву. Ежели она будет петь там с Сиборчи, то апраксинская зала обрушится. Однако же я не оскорблю ее сравнением с этим буйволом. Прекрасный Каблуков, женившийся в Москве на графине Завадовской, судится за дело с Путятиной. Закревский говорит, что ему солдатства не миновать, потому что он осмелился свидетельствовать именем государя, что это не Путятина, а девица Демидова. Хорош сокол! Бедному Алексею Орлову хуже. Не пустили кровь тотчас, а теперь кинулась вся в ногу, которая пухнет и налилась мокротами.
Александр. С.-Петербург, 18 августа 1818 года
Ездил к Тургеневу и Сверчкову, от которого слышал, что Гурьеву назначено работать с государем в среду, а не завтра, как сказывал мне Дмитрий Александрович. Сегодня еду к нему на вечер и узнаю вернее от него самого, хоть только два дня разницы, но все жаль отсрочки. Я бы в среду мог уже пуститься в Москву. Так и быть. Нессельроде я не видал. Разлетелся было к нему, но он поехал очень рано в Царское Село с последними докладами, будет откланиваться императрицам и, вероятно, ночует в Царском Селе. Во вторник или среду отправляется в чужие края. Мы встали сейчас со стола; Закревский пробовал нового повара. Нас перепоили, и я объелся. Ты мне дал две бутылки полынского вина на дорогу. Я выпил только одну, а другую мы выпили теперь. Марченко очень оно полюбилось. Я ему обещал, что ты пришлешь ему этого вина. Он велел тебе сказать, чтобы ты впредь ранее уведомлял его о желаниях твоих, а то ты пишешь ему тогда, как дело уже решено, и он быть тебе полезным не может, несмотря на все желание.