В городе нет ничего нового, кроме истории князя Долгорукова, по прозванию «Блудный сын»; он проиграл какому-то Квашнину 3000 рублей, не платил, тот ему пишет; он разорвал его записку, сказав человеку: «Я не должен был никогда твоему господину». Так как это было в Английском клубе, то Квашнин обратился к старшинам, прося по статутам исключить Долгорукова из клуба. Старшина Ев. Иванович Марков поехал уговаривать Долгорукова, а тот и тому отперся, уверяя, что он даже и не играл никогда с Квашниным, на которого напал Марков. Квашнин, чтобы пристыдить Долгорукова, поехал к нему, нашел его с женою и детьми за завтраком. «Правда ли, что вы мне, князь, не должны 3000?» – «Правда!» – «Вы говорили, что со мною даже никогда не играли?» – «Не играл!» Квашнин развернулся да хлоп его в щеку, а Долгоруков позвал людей, растянул Квашнина, да прибил немилосердно. Не знаю, чем эта мерзкая история кончится.
Сейчас был Василий Львович, который тебе много кланяется. Сегодня ждут княгиню Вяземскую из Варшавы; а он сам будет позже, прежде к вам, а там сюда, а там в чужие края, говорят, оставя здесь княгиню. Узнаю что-нибудь от нее, а он, ленивец, не пишет ни слова. Брат княгинин, Васенька Гагарин, был в горячке, освободился от нее, рано выехал, объелся и теперь, говорят, на смертном одре; не на радость приезжает сестра.
Александр. Москва, 8 ноября 1820 года
Благодарю очень за «Руслана и Людмилу». Это редкость здесь, и Василий Львович так и кинулся вчера на нее, а ты успел не только ее отыскать, но и переплести. Я еще не читал, да, между нами сказано, не большой охотник до стихов. Наташа любит сказки, а особливо волшебные; она очень хвалит поэму, но жалеет, что есть кое-где вольные стихи.
Точно, все обрадуются вашей зиме, потому что все с нетерпением ожидают прибытия дилижансов. Всякий говорит об них по-своему: иные превозносят до небес, другие говорят, что это большой подрыв для казны, что с дилижансом будут посылать важные суммы, чем избавятся от заплаты процентных денег в казну, и проч. В Английском клубе один вопрос: «Читал ты в «Инвалиде»?» – «Что?» – «Как что: с 1 ноября пойдут дилижансы». Боголюбов не поехал с Татищевым, чтобы отведать дилижансы; словом, они в большой моде. А бедный Яблонский, не дождавшись дилижансов, отправился на тот свет. Бутягин будет умножать ваше общество; он-таки для многого годится, а она преумная, даром что, кажется, отродье Макеровских или Ефимовичевых.
Я уверен был, что графиня Строганова тебе понравится, – во всех отношениях почтеннейшая женщина, а Вася очень счастлив попасть в такую семью [говорится о Софье Владимировне Строгановой, дочь которой, графиня Аделаида Павловна, выходила замуж за молодого князя Василия Сергеевича Голицына, чья мать (Приклонская) была двоюродной сестрой Булгаковых]. Ну, брат, что здесь завистников! Я всякий день ломаю копья из-за Васи. Вчера Обресковы мне говорили: «Ну что ты его превозносишь, все сделалось оттого, что он князь Голицын!» – «Да Голицыных, – отвечал я, – столько на свете, что можно ими вымостить Невский проспект; зачем же дали именно Васе преимущество? От поведения его, от добрых правил». Уж мне эти кумушки!
Дмитрий Каменский купил за 95 тысяч дом Лобанова у Никитских ворот, отделал его с большим вкусом и давал намедни для именин своих обед и ужин; сестры живут с ним. Они умно устроили свои дела; а свояк его, косой Загряжский, совсем разорился, взяв еще более за женой своею [Анастасией Ивановной Бибитинской]. У Каменского видел я Ремана, который все еще в восхищении от бани намеднишней и от хозяина-бородача. «Я предпочту, – говорит он, – этого доблестного человека, у него больше ума, чем у всей камеры депутатов Парижа». Я видел там Малиновского, который совсем оплешивел и бьет тебе челом безволосым.
Я сейчас от Волкова, у которого обедал. Дал ему слово ехать с ним в театр; представляют «Обриеву собаку»; говорят, что это любопытно. Тут собака играет главную роль; однако же она в первое представление заупрямилась и не все сделала, подошла к плошкам и чуть не прыгнула на музыкантов.
Александр. Москва, 9 ноября 1820 года
Собака вчера славно сыграла свою роль: прибежала на сцену, взяла в зубы веревочку, звонила колокольчиком, вырвала у женщины фонарь из рук и указывала ей дорогу к месту, где убит ее господин, потом по сцене преследовала убийцу, кидаясь на него. Пьеса, впрочем, довольно незначаща, а иные злые люди вызывали после пьесы собаку.
Здесь на Вяземскую опять сплели историю, которую Василий Львович рассказывал мне с трепетом и таинственностью, читая в глазах, верить ли этому или нет. Вяземская, конечно, кокетничать не откажется, но я поручусь в верности ее к мужу. Святоши и смирненькие сто раз хуже. Как ее дамы не любят, чего не выдумают! Эта история так глупа, что я тебя избавлю от рассказывания; героем в ней генерал Альбрехт. Василий Львович очень обрадовался, что я позволил ему этому не верить.