Александр. Москва, 27 декабря 1820 года
Вчера был славный бал у князя Дмитрия Владимировича, более 500 человек. Старуха Тургенева [Екатерина Семеновна, мать братьев Тургеневых] так разрядилась, что любо; на пальце был подаренный Александру перстень, и она по милости его еще чаще нюхала табак. Однако же я рано приехал домой, но, к несчастью, поймала меня тут Белосельская и звала сегодня на бал. Завтра думаю не ехать в Собрание, потому что опять у Исленьевых, а там и полно.
В субботу было у меня множество твоих почтамтских; все толкуют одно, не могут привыкнуть к твоему отсутствию, а там явился и сам Рушковский в крайней слабости, но в претензии, что у Одинцова и прочих экспедиторов одно с ним шитье на воротнике; а как сделается очень грустен, то ему и скажут: «Да зато нет, ваше превосходительство, шитья на клапанах, вот». – «Очень хорошо! Но вот на клапанах, вот евто, на клапанах-то не так-то видно, рука или шляпа-то закрывают клапаны – вот какая беда! Не перемените ли вы это?» Дайте московскому почт-директору шитье по всем швам и шитую шляпу и сапоги!
Александр. Москва, 28 декабря 1820 года
Вчера плясали мы у княгини Белосельской: бал огромный, нарядный. Я вспомнил Тургенева, которого видел тут отличающегося. Боголюбов в больших хлопотах, всех разуверивает, что не женится, а мнимая невеста чуть не плачет, что дают ей такого муженька. Он в пять минут успел мне наговорить тьму новостей. Мне дела до него нет, да и все его и здесь знают довольно, однако же я советовал ему не говорить другим остроту Гурьевой: она вредит нашему другу. Боголюбов рассказывал мне, что Гурьева, разбирая Реману свои болезни, прибавила: «Прибавьте ко всем этим страданиям карбонариев, Магницких и Тургеневых, которые камнем сидят у меня в желудке и коих не могу переварить». Это касается до Николая, следовательно, и до Александра. Сказывал также, что княгиня Лович выкинула и смертельно больна, хотя Вяземская говорит, что первое только справедливо, а второе – нет. Между прочими вздорными новостями поместили ту, что тебя в Царьград на место Строганова.
Константин. С.-Петербург, 31 декабря 1820 года
Самый тяжелый день: почта приходит иностранная, отправляется их отсюда куча, и еще курьер в Троппау, или, теперь лучше сказать, в Лейбах. Прошу управляться! Как бы то ни было, я с тебя всегда начинаю, так и теперь. Тургенева исстари щеголиха, только кто ей дал право носить пожалованный сыну перстень? Александру гораздо лучше, и если б не слабость, так он, верно, сегодня пустился бы на бал к Нарышкину, куда и аз собираюсь. Николай Тургенев едет завтра с дилижансом в Москву.
Александр. Москва, 31 декабря 1820 года
Вчера у Пушкиных занимались мы проектом в пользу доброй графини Бобринской. У нее траур; хотя бы и желала, не может она нас веселить, так мы хотим ей сделать, что называется, ласковое насилие. Дочь ее (также одна из заговорщиков) позовет ее к себе на чай, а там скажет в 9 часов: «Маменька, ступайте к себе!» Графиня у дома своего на крыльце найдет Дмитрия Давыдова, одетого в ливрею ее швейцара. Он скажет ей: «Позвольте доложить», – ее впустят. Наташа Волконская будет представлять ее. Настоящую Бобринскую будут представлять мнимой, которая скажет: «Мои друзья приготовили мне сюрприз, я в восхищении, сударыня, что вы в нем участвуете». Там будут играть род фарса «Увенчание ходячей добродетели», которую будет представлять Софья Шаховская со своим большим пузом. У всякого будет своя роль, я еще не знаю, во что попаду. Общество будет самое отборное; все близкие друзья между собою, так, верно, и весело будет.
Вчерашний бал у Пашкова был отказан по случаю смерти князя Николая Оболенского, что женат был на Мельгуновой; это несчастие многим и сегодня помешает ехать на маскарад княгинин; между прочим и княгине Вяземской, которая вдвойне чувствует смерть своего кузена. Бедная вдова осталась с семью ребятами и брюхата восьмым. Что-то родится из сегодняшнего маскарада, а вот неделю, как только и говорят, что о нем. Старуха Афросимова бросила лекарства, прогнала докторов и явилась вдруг как тень на бал к Исленьевым; но эта себя укатает скоро: не под лета делать эти фарсы.