Одно только желание теперь у обоих, чтобы ты кончил счастливо комиссию свою и возвратился к нам в Слободу пожить с душевно тебя любящими.
Уездный суд постановил сделать опись всего, что находится в доме (что справедливо), и отдать ее в казенный присмотр; постановление уездного суда было передано в полицию для исполнения. Ивашкин [московский обер-полицмейстер], направляемый Одоевским, приказал это нашему частному приставу тайком от Волкова; но как только тот о сем узнал, принялся действовать с неутомимым усердием, чтобы сему помешать. Волков сделал хорошую сцену обер-полицмейстеру, нашел средство поговорить с фельдмаршалом [фельдмаршал граф И.В.Гудович, тогдашний московский главнокомандующий] и заинтересовать его в нашу пользу. Он ему написал весьма настоятельное письмо, заверив его, что никто не может более меня заботиться о доме. Вследствие моего письма фельдмаршал послал за губернским прокурором, доверил ему заботу о нашем деле и приказал в то же время губернскому правлению устроить выволочку уездному суду за то, что постановлял, не выслушав нас, и дать мне требуемую сатисфакцию. Вот так постановление уездного суда приостановлено приказом фельдмаршала. Я представил свою оправдательную бумагу, нашел превосходного адвоката, коего мне рекомендовал Фавст. Одним словом, все нам хорошо служат и от сердца: фельдмаршал (который велел меня заверить, что я останусь в доме) и губернский прокурор, уездный стряпчий, Хрулев и Волков. Ну, брат, вот друг! Он неутомимо нам служит; не было бы конца тебе пересказывать все, что он делает для пользы нашей. Сколько известно нам, уездный суд не приговорит нам имение, но решение его будет такого рода, что ясно доказывать будет, что нельзя и отнять у нас отцовское. Все обрывается на том, что форма не соблюдена в духовной. Через три недели дело будет в Гражданской палате. Ежели (что, не сомневаюсь, будет) граф велит ей решить наше дело не в очередь, то в три месяца и прежде оно в Сенате; идет оно в седьмой департамент; надобно, к счастью нашему, чтобы Столыпин [Аркадий Алексеевич Столыпин, зять Н.С.Мордвинова] был тут обер-прокурор.
В Витебск [в Витебской губернии были деревни Я.И.Булгакова] послано все скоро после твоего отъезда. Эта экспедиция заставила меня заехать в Горбово; я в восхищении, что все делается. Теперь я стал подлинным крючком: сам езжу в присутственные места и бумаги подаю с Фавстом, который мой сопутник. Никакого не имею ответа от Румянцева, которому по совету твоему писал я убедительно; не беда, ежели ничего не выйдет, ибо нужно мое присутствие здесь теперь. Татищев назначен в Швецию, а покуда
Гриша [князь Григорий Иванович Гагарин], который советником посольства, едет туда поверенным в делах. Государь в Твери, но сюда не будет. Граф туда поехал, обещал возвратиться с арендою для Волкова. Дай Бог! Волков истинно бесценный человек. Ну, право, я того для себя сам не делаю, что он делает. Он неутомим, он представил фельдмаршалу столь поразительную и энергическую картину всего, что до нас относится, что фельдмаршал весьма нас защищает. Граф ему сказал: «Будьте уверены, Александр Александрович, что эта тяжба только проформа; Булгаковым отдастся все, я это знаю верно и знаю мысли государевы». Его брат, граф Михаил, очень нас любит, не хочет, чтобы я шел на примирение, но я на него согласен от чистого сердца, ежели это может быть полезным и особливо постоянным. Будь покоен, любезный брат: добрые рано или поздно возьмут верх, а здесь не будет упущено ничего. Как поеду со двора в шесть часов утра и похлопочу часов шесть, то обедаю лучше, и с восхищением смотрю на твой портрет, чувствуя, что старался и о твоем благе. Какое будет для меня блаженство сказать тебе, обняв, когда возвратишься: «Ну, брат, слава Богу, мы покойно теперь будем наслаждаться отцовским добром; миновали наши хлопоты».
Константин. Силистрия, 7 июня 1810 года
Я в лагере графа Ланжерона перед Силистрией, которая была взята, как я тебе и писал в моем последнем письме, а с нею 200 пушек, 500 бочек пороху, 500 тысяч патронов и множество других вещей. Я прибыл сюда позавчера поутру, надеясь тотчас и отбыть; вместо того я встретил столько трудностей, что едва удалось мне преодолеть их к сегодняшнему дню. Граф Каменский уже перед Шумлою. Отсюда до Шумлы 90 верст; почта еще не устроена, и курьеры едут верхами. Мне пришлось купить лошадей, что было чрезвычайно трудно, ибо турки, которые должны оставить Силистрию, все раскупили на вес золота; и так с большим трудом удалось мне достать трех лошадей для моей брички. Должен был заплатить я за них 30 франков, что ничтожно в сравнении с ценами турок, которые за пару волов платят 25 франков.