Что до графа Ланжерона, то все улажено, и я еду завтра рано утром. Граф, с которым я был уже несколько знаком в чужих краях, и его жена, которая тоже здесь, осыпали меня милостями и дружескими знаками внимания. Вот я здесь застрял, и признаюсь тебе, что при всем моем нетерпении добраться до цели, я здесь много развлекаюсь. Граф и все наши войска стоят перед городом. Город очарователен, особенно при нынешней чудесной погоде. Силистрия очень приятно расположена на берегах Дуная; за городом начинаются горы, через которые мне придется перебираться, чтобы доехать до лагеря графа Каменского. Вчера мы с генералом гуляли в городе. Мы посетили греческого митрополита и знаменитого Илык-оглы, который управлял Силистрией. Он нас угощал, по турецкому обычаю, кофеем и трубками. Твоя трубка, которую не решился я оставить в Яссах, вызвала восхищение всех этих бородачей; они все курили ее по очереди.
Ты знаешь, насколько турки суеверны, и вот тебе доказательство. Во время бомбардирования одно из наших ядер задело полумесяц наверху мечети и наклонило его в сторону России. Они уверяют, что это, среди прочего, убедило их сдаться. Илык немного печален, а другие турки вовсе не печалятся, но все желают мира и надеются на мир. Великий визирь был в Шумле; нельзя сказать, там ли он еще, ибо с графом Каменским ни за что нельзя поручиться: он так энергичен и талантлив, что едва он появляется, как тотчас и захватывает место. Дай Бог уничтожить ему армию визиря, эту последнюю надежду турок, и тогда они принуждены будут к миру, ежели не хотят по крайней мере заставить нас дойти до самого Константинополя, что уже и не так трудно. Здесь нашел я много знакомых и со многими познакомился. Право, славно жить в армии. Не могу тебе пересказать всей дружбы, коей оделяет меня Ланжерон. Признаюсь тебе, что мне трудно будет с ним расстаться. Он долго пробыл в Вене, и это наша излюбленная тема для разговоров, но завтра надобно уезжать. Он был так добр, что дал мне эскорт из двадцати пяти драгун с офицером и несколькими казаками. Я смогу быть у графа Каменского только послезавтра или через два дня, и у меня предчувствие, что все будет хорошо. Все о нем говорят самое лучшее.
Вот, милый брат, моя реляция. Как я рад, что так скоро нашел случай все тебе написать, но не знаю еще, как это письмо пойдет, может, и чрез Петербург. Что же делать? Когда-то от тебя будут письма? Этого только недостает к моему спокойствию. Надеюсь скоро получить. Ради Бога, пиши чаще. Дорога сюда из Ясс довольно приятна. Я видел Рымник, который сделал Суворова Рымникским. Всякий день вижу что-нибудь достопамятное и чрезвычайно доволен моим путешествием. Право, славно быть в армии, особенно когда дела идут так хорошо, как наши здесь. Что-то вы, мои любезные, делаете? Всю дорогу о вас продумал и положил решительно, что я пресчастливый человек, имея тебя, Наташу и друзей, как бесценный Фавст. Обними его за меня. Писать некогда, негде и не на чем. Пишу в палатке у Коронеллия, и поминутно ветер уносит бумагу.
Константин. Лагерь перед Шумлой,
14 июня 1810 года
Наконец, милый и любезный брат, добрался я до своего места и не опоздал, как мы все того боялись. Из Силистрии поехал я в своей бричке с тремя новокупленными лошадьми и с большим эскортом конницы и пехоты. Таким образом проехал я верст с 50 в два дня. Тут мы простояли почти целый день для отдыха людей и лошадей. Ввечеру проехал адъютант графа Ланжерона из лагеря графа Каменского и сказал мне, что турки, которым главнокомандующий дал 4 дня сроку, дабы решиться на подписание мира, по прошествии срока отказались от подписания и что граф намерен был идти атаковать неприятеля. Я тотчас же решился оставить Клима с бричкою и ехать верхом, дабы быть при этом деле. На другой день, то есть 10-го поутру, взял я казачью лошадь и эскорту и, проехав верхом верст с 80, благополучно в тот же вечер прибыл в лагерь графа, которому отдал все пакеты и коим был хорошо принят. Граф с армиею стоял на биваке, и я тут мой первый опыт сделал. Блудов мне уступил половину своего ковра на чистом воздухе. Я так устал, что не чувствовал даже, что во всю ночь шел дождь, и весьма удивился, увидев себя совсем вымоченного. В 4 часа все встали. Блудов мне уступил одну из своих лошадей, а в 5 часов гауптквартира выступила. Армия пошла к Шумле тремя колоннами. Граф со всеми нами пошел с центром. В восьмом часу приблизились мы к высотам, окружающим город. Турки тотчас оттуда были сбиты и прогнаны в ретрашементы. Сии весьма крепки, ибо три года как неприятель занимается укреплением города и весьма успел. Мы стали на горе близ правого фланга. Целый день этот фланг был в весьма сильной перепалке, а в лощину, которая между нами и городом, высыпало множество конницы турецкой. Она несколько раз пробовала атаковать нашу конницу, но была прогоняема тотчас. Не поверишь, как весело было смотреть на все эти дела, в которые мы взяли три знамени. Один наш каре егерей весьма меня позабавил. Он стоял впереди, немного влево конницы, между нами и графом Каменским 1-м[66]. Турки, его увидев, тотчас устремились его атаковать с ужасною яростью. Каре весьма хладнокровно подпустило его на картечный выстрел, да как вдруг грянуло на них из пушки и ружей, так куда девалась храбрость турецкая: все кинулись назад с большей еще поспешностью, как туда летели. Подобная же атака была ими сделана и на Александрийский полк гусаров, кои также их подпустили весьма близко и столь же славно прогнали.