Александр. Москва, 10 января 1811 года
Третьего дня, в воскресенье, 8-го числа, обвенчали Бальмена, сперва у Богоявления, а там в католической церкви, на Лубянке. Аббат Сюрук произнес превосходную речь в похвалу обоим супругам. Со мною рядом была тетка Жанно[72], Наталья Сергеевна, сильно меня стеснявшая: просила объяснения всякого слова. «Это что? Теперь что говорят?» – «Теперь, – сказал я ей, – спрашивают у Бальмена: хочет ли он взять за себя Машеньку?» – «А что он отвечал, мой милый?» – говорит она мне. Я едва не расхохотался. После мы поужинали у новобрачных в желтом доме Воронцова неподалеку от нас[73]. Все были очень веселы и остроумны.
Здесь беспрестанные свадьбы. В тот же день Четвертинский[74] женился на графине Надежде Гагариной, княгини Прасковьи Юрьевны дочери. Сушков женится на Пашковой. Новосильцев, камер-юнкер, – на пребогатой Наумовой. Генерал Шепелев – на богачке Баташевой, маленький гвардейский полковник Бартенев – на Бутурлиной, известной под прозвищем «фишетка», и проч. и проч. Мы заселяем свет, а вы жизни отымаете. Маша из радости теперь в печали, ибо наш герой уже горит нетерпением возвратиться в армию. Он не решил еще, оставит ли жену здесь или же возьмет с собою, чтобы оставить ее в Киеве у брата своего Петра. Воронцов хотел приехать на свадьбу Бальмена, но приедет после. Митюша Н.[75] здесь на полгода.
В самую новогоднюю ночь бал у Александра Львовича, – множество людей и его высочество; вдруг ординарец докладывает, что театр горит. Страшный был ветр, нечего было делать. Остались четыре стены, спасены только книги, счета; гардероб, декорации – все сгорело. Убыток в полтора миллиона. Александр Львович на другой день обедает у императора, который говорит ему: «Так что ж, театр сгорел?» – «Да, государь, и по моей вине». – «Как так?» – «Так ведь в театре-то был один токмо суфлер[76]; а вот было бы их 500, так, верно, погасили бы пожар».
Ну, изволь отгадывать, кому я давал обед в субботу? Ты его очень любишь, ты им одолжен, мы у него обедывали в Петербурге. Да что тебя мучить! Дмитрий Николаевич Сенявин. Мы его славно угостили столом, вином, трубочкой славного табаку и чашкою славного кофе. Все наши добрые слободские [то есть обитатели Немецкой слободы] тут были и все его полюбили. Он велел тебе много кланяться и расспрашивал о всем, до тебя касающемся. Приехал он сюда в отпуск на два месяца, имея также тяжбу в уездном суде. Его обходительность тут всем пришлась очень по душе.
Александр. Москва, 17 января 1811 года
Наш милый Сережа Уваров сделан действительным статским советником и начальником Санкт-Петербургского учебного округа на место Николая Николаевича Новосильцева. Неплохо! Тургенев говорит, что сие сотворило ему много завистников, и я нахожу, что подлинно так, и это подлинно то, что надобно было Сереже.
Александр. Москва, 25 января 1811 года
Чего доброго ждать от канцлера? Однако ж, он как ни вертись, а граф поставит на своем [говорится про канцлера графа Румянцева и его товарища графа Александра Николаевича Салтыкова]; можно ли победителю в чем-нибудь отказывать? А когда увидят, что он сего хочет, что сие справедливо, то и сделают. Поверь, не то еще будет. А между тем душа радуется слышать от всех, из армии приезжающих, то же, то есть большие о тебе похвалы. Бальменово генеральство очень всех обрадовало; живут они так согласно, что любо смотреть на них. Желаю тебе успеха в прибавке десяти тысяч. Кажется, отказать это нельзя; да и ты взял канал самый вернейший, чтобы добиться толку.
Наташа очень сожалеет, что не удалось ей видеть Воронцова. Я много с ним о тебе говорил, просил тебя любить, а он просит, чтоб я его тебе очень рекомендовал. Мне нет нужды это делать. Прошу тебя давать мне новости о Бальмене во всяком письме и с подробностями, ибо тогда будут у меня средства утешать бедную и милую Машу. Тут у нас ничего нового, разве только свадьбы беспрестанные. Из Петербурга мне пишут с оказией, что ведутся серьезные приготовления к войне. Мы в конце концов рассоримся с французами. Бонапарт хочет безраздельно властвовать над Балтикой; он потребовал Финляндию у датчан, кои отказали и бросились в объятия англичан за помощью. Швеция взбунтовалась, там большое брожение из-за объявления войны, сделанного Англии против желания народа. Бернадот покинул Стокгольм, а газеты говорят, что он уехал в лагеря на январь! В Испании дела очень плохи у французов. Ла Романа собрала 50 тысяч человек в тылу у Массены, коему некуда отступать. Аракчеев делается всемогущим, бывшая Военная коллегия будет возобновлена, а он станет ее вице-президентом и потом президентом, чтобы сделаться маршалом. Гурьев покачнулся. Сперанский по-прежнему всемогущ. Кампенгаузен сделан контролер-генералом. Называют Пестеля, Карнеева, Молчанова как преемников его на месте государственного казначея. Мерзкий Козодавлев – министр внутренних дел. Куракин остается только в Совете. Вот и все, кажется. Когда будет случай верный, напиши мне, есть ли надежда на мир с турками. Тут говорят, будто Франция сего не хочет и всячески сему препятствует.
72
Так звали в обществе Ивана Васильевича Нарышкина, брата новобрачной, графини Марьи Васильевны Бальмен (с 1819 года – Олсуфьевой).
73
Это тот самый дом графа Александра Романовича Воронцова, в котором год спустя погибли сокровища, накопленные Воронцовыми. После Бородинского боя туда привезли раненого графа Михаила Семеновича, командира сводных гренадерских батальонов, от которых из 20 тысяч, выступивших с утра в бой, осталось к полудню только 200 человек. Увидав на дворе московского дома подводы, прибывшие из села Андреевского для увоза мебели и вещей, молодой граф приказал вносить все назад в дом, а на подводах отправил в просторный Андреевский дом раненых своих товарищей и солдат.
75
Брат графини Марьи Васильевны Бальмен, Дмитрий Васильевич, женившийся позднее на дочери графа Ростопчина Наталье Федоровне.