Как скоро прошли эти пять дней! Велико счастие наше было, хотя и скоротечно. Едучи из Кремля, я встретил Лесовского и полицию, все это опоздало. И как было думать, что спустя полчаса после того, как видели все государя в театре, его не будет уже в Москве! Я тотчас воротился к своим, и они верить не хотели, что государя уже нет в Москве.
Чем больше вспоминаю все милости его к нам, тем более сердце прыгает от радости. Сидя с Ольгою наедине в кабинете ее, я слушал ее рассказы и подробности разговоров государя с нею. Он между прочим сказал ей раз: «Не говорите мне о моей доброте, между нами дружба», – а говоря о крестнице: «Прошу вас сообщить мне о ваших предстоящих родах, поскольку я хочу быть крестным отцом всех ваших детей».
Потом говорил также о сожалении своем, что не исполнил желания быть здесь с императрицею: «Мое путешествие за границу расстроило все это, и потом печальные вести из страны; мне хотелось бы приехать к вам в Москву, чтобы развеяться и развлечься, а теперь не время праздников и наслаждений». О муже изволил спросить: «Что же делает здесь ваш муж?» – «Он по-прежнему служит при князе». – «Вы не собираетесь перебраться в Петербург?» – «Государь, прежде нам надобно хорошенько устроить дела». – «Хорошо, но не забудьте о маленькой поездке, о вашем обещании». – «Все, чего я желаю, – это ухаживать за императрицей и видеть моего дядю, который еще не видел меня замужем». Всего и не упомню теперь, что Ольга мне рассказывала; но ласки государя были столь велики, что она сама чувствует, что неловко даже иным оные пересказывать, кроме родных самых близких. Ольга у Голицына была просто, но прелестно одета и имела на себе царскую севинье, которая дала повод также к большому разговору о крестинах, тогдашнем времени и т.д.
Константин. С.-Петербург, 2 декабря 1833 года
Граф Бенкендорф писал к князю, по высочайшему повелению, о дурных лошадях на некоторых станциях и о задержках, кои имели свита государя и фельдъегеря; один должен был близ Москвы бросить почтовых и ехать на наемных. Пошлем исследовать, а ты получишь официально о сем же. Я полагаю, что лошади худо были подкованы, не для льда, а в таком случае они бежать не могут скоро. Если же где неисправно, то достанется смотрителям.
Константин. С.-Петербург, 4 декабря 1833 года
Говорят, что Горный корпус переходит к графу Толю и получит новое образование и новых начальников. Это будет лучше, ибо наш приятель Егор Васильевич и по летам, и по множеству других дел не может уже так деятельно им заниматься, особливо же теперь, и не живет в Корпусе. Скажи также Фавсту, что диплом его на дворянство – у подписания у государя, и Званцов надеется, что в сем месяце еще будет возвращение в Герольдию, и дело кончится.
Александр. Москва, 4 декабря 1833 года
Мы до сих пор все болтаем с Ольгою об одном. Ее разговоры были очень любопытны, и государь так часто изволил оные начинать с нею, что видно, что находил в том удовольствие; да и надобно признаться, что у нее и доброта, и откровенность, ум, любезность, оригинальность необыкновенные, а притом удивительный такт, что, по-моему, всего необходимее в обращении с государями, коим иной легко понравиться, но еще легче надоесть. Государь много ее приглашал в Петербург. «У меня же здесь, государь, все родные: отец, мать, свекровь, сестра; а в Петербурге я окажусь будто навеки с ними разлученною, потому что папа не может оставить Москву». – «Ну приезжайте хотя бы ненадолго». – «Ах, государь, я так этого желаю, дядюшка нам всем второй отец, и он еще не видел меня замужем». – «Ну так сделайте же это для вашего дяди, которого вы так любите».