Ты мне не сказывал разговор государя о свадьбе Лагрене, но я знаю, что он не был доволен выбором Дубенской; да и подлинно, охота ей, будто бы не нашла мужа дома.
Константин. С.-Петербург, 24 сентября 1834 года
Мы ничего еще не получили от Бенкендорфа из Орла. Дальнейшее путешествие будет зависеть от погоды и дорог. Весьма быть может, вы будете обрадованы присутствием государя при проезде в Казань.
Не хвастайте: и у нас начались репетиции «Роберадья-вола», или, впрочем, можете похвастаться тем, что у вас все дается прежде; однако «Фенеллы» вы еще не видели, а я и третьего дня любовался первым актом и танцами мадам Пессар. Я обыкновенно долго не остаюсь, сберегая глаза.
Старик Витгенштейн уехал. Другой фельдмаршал купил у Румянцева славное его имение Гомель. Это весьма кстати.
Константин. С.-Петербург, 27 сентября 1834 года
Князь получил известие от государя из Орла от 22-го. Его величество был весьма доволен всем, что видел, но только не погодой, а потому не изволил еще решить, как и куда ехать.
Ну, вчера я дебютировал подлинно. Обедал у Демидова. Я после ездил на немецкий бенефис, смотрел «Невесту» Обера и слушал мадам Сикар, которая между актами пела. Некогда была славная певица, но спала с голосу. Театр был набит, было жарко; но мы с Сашкою и с Совестром выдержали до конца.
Константин. С.-Петербург, 28 сентября 1834 года
Вчера утром рано нашли на Сенной площади мертвое тело (в почтовом сюртуке, голова пробита, лицо избито так, что с трудом экзекутор мог узнать) младшего разборщика у раздачи посылок Кашеварова. Он всегда вел себя хорошо; видно, зашел в недоброе место, выпил или поспорил, подрался; может быть, нечаянно убили да и бросили на площадь. Что-то откроется впоследствии?
Константин. С.-Петербург, 26 октября 1834 года
Вчера утром весь двор переехал в Санкт-Петербург. Государь в Аничковом дворце. Я никого еще не видел, уж заеду к графу Бенкендорфу часу в двенадцатом, он будет посвободнее, и, вероятно, услышу от него повторение того, что от тебя. У Нечая, знаю уже, все было благополучно. С приездом нашего ангела и погода прояснилась, сегодня ясно, солнце и погода хоть куда. Государь ехал сюда 42 часа, несмотря на весьма грязную дорогу. Ваша почта пришла вчера поздно вечером, так что я ее не велел и разбирать. Ехала на обывательских лошадях; я и не знал, что есть обывательские, они же, в свою очередь, вероятно, делаются почтовыми.
Константин. С.-Петербург, 29 октября 1834 года
В субботу я тебе писал, что вместо трех часов обед во дворце был назначен в два. Как раз отобедали. В 4 часа наш князь поехал в Аничков дворец, простился с государем, и тотчас после его величество изволил отправиться в Берлин. Перед обедом узнал я от Бенкендорфа о скором отъезде, чуть еще никто не знал, а многие и на другой день еще не знали. Тотчас послал я сюда на станцию, приказал заготовить лошадей, а по дороге был уже послан фельдъегерь. Да что я бы тут мог сделать? Если бы я кого и послал, то государь бы его нагнал, верно, на второй станции. Дай Бог, чтобы все обошлось благополучно и безостановочно.
Дороги очень дурны, вчера целый день шел мокрый снег; сегодня немного подмерзло. Я полагал, что государь поедет, но не думал, что так скоро. Мы здесь только успели на него взглянуть.
Нет, брат, я с тобою насчет оклада никак не согласен. Ты полагаешь, что 5000 не много за службу 30 лет, тогда как ты не одни 5000 считать должен, а все, что получаешь по месту. При этом гоняться за столовыми – непременно бы дало повод всем кричать; да я уверен, что и князь бы не одобрил такой просьбы. Нам остается только благодарить Бога, а не делать новых претензий и просить Его продолжать к нам Свои милости. О службе нечего и говорить: не мы одни так служим, у иных и больше трудов, но не так отличены, как мы. Ты думаешь, что нет завистников; а я так тебе скажу, что их много и что не один донос на нас подавали, то есть подкидывали то в Сенат, то к Бенкендорфу, мало ли к кому! Конечно, они безымянные и совершенно неосновательны, но не забывают в них говорить о доходах и проч. Тогда еще более бы мы стали возиться, если бы слышали, что ты получил еще столовые деньги, не ставя в счет, что отказался от деревни. Я тебе сказал откровенно мое мнение, а впрочем делай, как сам лучше знаешь.
Константин. С.-Петербург, 30 октября 1834 года
Обед вчера у его высочества был очень приятный. Были только князь Ливен, Чичерин, Полетика и дежурный адъютант. Великий князь был очень весел, много шутил, рассказывал анекдоты, смеялся; после обеда курили, разговаривали, так что я уже в девятом часу домой приехал. Сказал мне, что получил от тебя письмо, очень милостиво говорил о Сашке, о Косте, по обыкновению, хвалил Москву. От него первого я узнал, что государь, выехавший в шестом часу вечера, на другой день в 9 часов утра был уже за 240 верст отсюда. В эту погоду очень скоро. Через фельдъегеря велел сказать князю нашему, что лошади не так-то хороши. Немудрено, что в ненастное время и по тяжелой дороге они несколько и изнурены, а так как не знали о проезде его величества, то не могли и дать им отдохнуть наперед.