Константин. С.-Петербург, 22 ноября 1834 года
Нашего старого архивского товарища князя Козловского посетило несчастье. Он возвращался в Россию; где-то в Польше ему попался на станции кучер, этот кучер вдруг дорогою сошел с ума и с крутизны близ дороги бросился с лошадьми и экипажем в пропасть, где и дух испустил, то есть просто сломал себе шею. Бедный Козловский переломал себе несколько ребер, но остался жив. Говорят, что ему лучше и что недели через две можно ему ехать будет далее. Ведь надобно же быть такой беде с ним!
Константин. С.-Петербург, 26 ноября 1834 года
Одним кавалером Белого Орла менее: генерал Гогель, бывший некогда директором Пажеского корпуса, умер. Я знал его, как всех, но особенно не был с ним знаком.
Наследник приехал третьего дня благополучно. С ним граф Бенкендорф и Кавелин. Государя с императрицею ожидаем сегодня, ибо изволили ночевать в Чудлее или Вайваре за Нарвою; однако же пакет с иностранной почтою я послал навстречу.
Константин. С.-Петербург, 27 ноября 1834 года
Государь с императрицею вчера в семь часов вечера благополучно к нам возвратились. Прямо проехали в Казанский собор. Слава Богу, все обошлось хорошо. Максимов ко мне явился с сим радостным известием. В Риге, несмотря на шедший лед, государь с императорской фамилией переехал Двину.
Константин. С.-Петербург, 29 ноября 1834 года
Вчера был я у князя Петра Михайловича, нашел его молодцом, – пополнел и совсем не устал от путешествия. Ему король [то есть король Пруссии] пожаловал шпагу, богато украшенную бриллиантами, со своим вензелем, что ему очень приятно.
Константин. С.-Петербург, 6 декабря 1834 года
Четыре новые члена Совета: Киселев, Кирилл Ал. Нарышкин, князь Репнин и Марченко. На место Марченко в должность государственного секретаря – барон Корф, что правителем дел в Комитете министров. Он еще поздравлений хотя и не принимал, но нет сомнения, что он будет. Кто же на его место, еще не знаем. Сестра Пушкиной, жены автора, – фрейлиною [это была средняя из Гончаровых, Александра Николаевна, позднее баронесса Фризенгоф]; говорят, также и дочь У бри. Два камергера – имен не помню, служат в Министерстве финансов. Товарищ Блудова, граф Строганов, – генерал-адъютант. Говорят также, что граф Протасов сделан помощником Уварова, но оно еще требует подтверждения. Киселева султан пожаловал в беи и прислал еще свой портрет, украшенный бриллиантами.
Сашка вчера со своими товарищами имел счастие представляться государю с великим князем. Государь спросил: «Кто?» – «Булгаков». – «Сын нашего Булгакова?» – «Сын Константина Яковлевича», – отвечал великий князь. «Доволен им?» Его высочество Сашку очень похвалил по всем отношениям. Ну слава Богу! Сегодня великий князь, увидев меня, подошел и повел с собою к окошку. «Ну вот, у вашего кирасира все отлично, он представлен, – опять его очень хвалил и кончил: – Ему недостает только живости (allegresse)». Видя, что я не понимаю, повторил: «Aller graisse – похудеть». Шлипенбах также повторил мне, что очень им доволен.
Константин. С.-Петербург, 24 декабря 1834 года
Старуха статс-дама княгиня Волконская скончалась вчера в 8 часов утра. Накануне еще императрица была у нее, и старуха, тронутая сим милостивым посещением, сказала государыне, что как скоро оправится, то приедет ее благодарить.
Граф Панин, товарищ Дашкова, женился на дочери сенатора графа Тизенгаузена. Княгиня Ливен, говорят, отложила свой отъезд в чужие края до половины мая.
Вчера было у нас собрание в Обществе поощрения искусств. Между прочим избирали троих в директоры вместо выбывших, и я чуть не попал, но отделался. Завтра, говорят, мне 52 года, ибо 25-е число; но если верить тетушке, то 27-го, а по батюшкиной записке – 29-го, стало, не много бы я выиграл; лучше завтра отделаться.
Константин. С.-Петербург, 27 декабря 1834 года
Вчера, кончив доклад свой у князя, поехал я в Невский, где только что началось отпевание. Государь, императрица, наследник и Михаил Павлович изволили быть на похоронах, весь дипломатический корпус, весь двор и множество знати также приехали отдать свой последний долг почтенной старушке. Князь Петр Михайлович был очень тронут и трогателен. Видно, что ему ее душевно жаль.
Тело поставлено покуда в погреб, до приезда Репнина, которому одному известна воля покойницы, где ее положить. Мне кажется, что я угадывал ее желание быть в Донском монастыре, возле отца.
Смотря на это тело, вспомнил о Воронцове, о всех, там бывших. Из стариков один князь Дмитрий Иванович [Лобанов-Ростовский] остался, а кто тогда молоды были и почти детьми, и те теперь уже состарились.