Александр. Семердино, 18 июля 1828 года
Ай да праздник задали Воронцовы императрице! Какая новая и прекрасная мысль – представить высадку Танкредовой флотилии; это уже не театральное представление, а сама натура; на это надобно было море, примадонны, а более всего – догадка Воронцовых. Счастливая мысль, а хорошая погода увенчала праздник. Мне также это описывает Щербинин, по приказанию графа, который слишком занят, чтобы писать ко всем. Благодарю очень за письмо князя Петра Михайловича и возвращаю при сем, а в Москве распустили слух, что князь послан в Бухарест сражаться с чумою. Жаль, что не был я в Москве, а то сообщил бы тебе свежее известие, полученное Кушниковым от зятя его Сипягина, о покорении крепости Карса; видно, пробираемся к Ерзеруму, то есть душим Махмуда с обоих концов. Пора бы ему взяться за ум и заключить мир поскорее, а признаюсь, все желаю, чтобы прекрасная София[34] в святой Софии помолилась на коленях и поблагодарила Бога за успехи наши. Я это все твердил маменьке ее, княгине Урусовой. Беда, чтобы султан не узнал об нашей красавице; а то велит ее увезти, или при замирении отдаст за нее одну полцарства своего. Неправда, что горцы увезли Корсакову-дочь.
Александр. Семердино, 28 июля 1828 года
Ох, пообедал бы я с тобою у Кутузова, послушал бы их рассказы о Екатерининском царствовании! Это страсть моя, я же люблю, что замечательно и записывать, а твой князь куда какой мастер рассказывать. Пожалуй, при случае обоим екатерининским камер-пажам[35] и обожателям, как я, скажи мое почтение. Воронцов, который напечатал в «Одесском вестнике» письмо мое к нему о бывшей в Москве 26 июня буре и проказах ее, пишет ко мне редко; да и глупо было бы мне требовать от него частого писания, при теперешних его заботах, но зато спасибо Щербинину: очень аккуратно пишет и сообщает все вести тамошние. Мне Воронцов рассказывал о своих неприятностях с Потье, манычаровским генералом, строившим в Одессе карантин, но теперь вижу по сенатским газетам, что Потье и его товарищи сильно наказаны, по приказанию государя. Есть же люди, кои и с Воронцовым ужиться не могут! Должны быть уроды. Воронцов должен сожалеть, что губернаторствует, а не турок колотит: это лучше, нежели трактовать с ними о делах.
Я читаю теперь «Историю» Карамзина. Храбрый Святослав воевал в тех же местах, где войска наши теперь. Силистрия тогда Доростолом называлась, и наши так же колотили печенегов, болгар и греков, как мы теперь турок. Нашел я также предсказание, которое чуть ли не сбывается, выпишу тебе это на особенной бумаге. Слог Карамзина очень приятен, видно перо и чувство человека добромыслящего.
Александр. Семердино, 31 июля 1828 года
Наташа и дети давно меня упрашивают идти вместе пешком к Троице. Вчера мы, встав в пять часов, позавтракав, вооружась посохами, пустились с большей частью дворни в путь. День был серый, тихий. Мы полагали, что и хорошо, что солнца нет, не так будет жарко идти, а карете велели себя догонять с Пашкою, когда он проснется. Три версты шли хорошо, только в лесу к деревне Алексеевской настиг нас дождь; мы долго укрывались под большим дубом, но дождь шел все сильнее, начали мы промокать.
До деревни была верста. Собрали военный совет; я объявил, что последний скажу мое мнение, чтобы всякий свое свободнее излагал. Уж пошли, так идти вперед, – сказали дети. Наташа была мнения идти в Алексеевскую укрыться от дождя, а там подумать, что делать. Россини* объявил, что он идет прямо к Троице, несмотря ни на что; он был в красных легких сапожках, которые от грязи и воды все вымокли и почернели. Старушка одна монахинь-ка и Поля-девушка просили идти с Россини. Тут я объявил, что все бредят, что не было обещания, ни клятвы в такой-то день идти непременно к Троице, что все занемочь могут, а что надобно воротиться и идти навстречу карете, а богомолье отложить до хорошей погоды. Россини отправили мы в поход, а сами вернулись; дождь все увеличивался. Наконец слышим колокольчик, является карета. Всех нельзя было посадить в нее. Катя захотела непременно идти со мною пешком домой, уверяя, что движенье лучше и что, промокнув до рубашки, более будет зябнуть в карете. Ну хороши были мы, воротясь домой!
34
То есть княжна Софья Александровна Урусова, фрейлина императрицы Александры Федоровны, позднее княгиня Радзивилл.
35
А.Н.Голицыну и П.М.Волконскому
Учитель музыки и настройщик фортепьяно, живший у Булгакова.