можешь работать как художник-моменталист. Ты отличный рисо¬
вальщик, карикатурист. Попробуй...»
Чтобы это решение вылилось в действие, потребовался лишь
небольшой повод. Как раз в тот день столоначальник сделал заме¬
чание:
— Господин Дуров, извольте переписать отношение за нумером
1741. На бумаге его превосходительству вы оставили кляксу!
Вместо почтительного ответа писец встал из-за стола, сказал
пораженным чиновникам «Прощайте!», раскланялся и вышел из
канцелярии, чтобы никогда более в нее не возвращаться.
Однако радужные надежды получить работу в цирке оказались
напрасными. Директор Саламонский даже не захотел слушать мо¬
лодого человека, утверждавшего, что он будет иметь успех на арене
как художник-моменталист. С каждым днем положение становилось
все труднее. К тому же, чтобы не огорчать опекуна, и без того
расстроенного незадачливой судьбой подопечных, Владимир скры¬
вал от него свой уход из Управы.
Выручила случайная встреча со старым знакомцем Ринальдо.
Профессор многих наук поддержал замысел своего бывшего учени¬
ка начать карьеру художника-моменталиста и помог устроиться
в балагане.
...Лилипутка заканчивает свое незамысловатое выступление. Со
сцены доносится ее писклявый голосок и притопывание каблучков,
когда она делает какие-то неловкие па. Пора готовиться к выходу.
Вот и загрохотал барабан. Лицо художника в миг преобразилось.
Куда девались грустные думы, глаза глядят весело, озорно. Бар¬
хатная блуза с шелковым бантом лежит легко и свободно. Густые
волосы ниспадают на лоб, небрежным движением головы он отки¬
дывает их назад. Зрителям нравится такой артистический вид.
Художник взял уголек для рисования, подошел к мольберту с при¬
колотыми листами бумаги. Под приглушенные звуки оркестра обра¬
тился к публике:
Уголек замелькал в руке в быстром ритме музыки. Художник
рисует и приговаривает:
Короткая пазуа и неожиданно, почти на крике закончилась
строка куплета:
...жокей!
На листе бумаги появились скачущая лошадь и всадник в жо¬
кейской шапочке. Линии удивительно лаконичны. Моментальный
рисунок полон движения.
Зрители аплодируют. А на мольберте уже новый чистый лист.
Оркестр играет галоп. Можно только поражаться, как рука с
угольком поспевает скользить по бумаге в такт быстрой музыке.
И опять после паузы, звучит последнее слово:
...купчина!
Еще не утих восторг зрителей, а на мольберте опять чистый
лист. Рисуя, художник читает:
Дуров срывает лист и, держа его на вытянутых руках перед
собой, широко улыбаясь, обходит зрителей. Передает рисунок стоя¬
щим в задних рядах, откуда тянутся просящие руки: «Сюда, сюда!»
Возня, шум, короткая свалка прекращаются, лишь когда он вновь
у мольберта.
Последний рисунок и стишок имеют наибольший успех:
Ох, уж этот неизменно любимый персонаж невзыскательной
публики!
По десяти и более раз в день так трудился балаганщик Влади¬
мир Дуров. А сколько раз выходил на балкон в обличье клоуна,
чтобы посмешить публику и пригласить ее в «театр». Балаганные
артисты всегда называли свое заведение театром. Необычайная
сила духа требовалась, чтобы выдержать это испытание.
Велики просторы российские. Где только не кочевали балаганы,
в которых подвизался художник-моменталист Владимир Дуров! До¬
роги его проходили и через степную Малороссию, и знойный Тур¬
кестан, и приволжские города. Случалось, пути перекрещивались
с тем или иным цирком.
Однажды, проездом в Астрахани, Дуров уговорил директора
цирка Безано посмотреть его номер. Безано понравилась работа
художника-моменталиста, он взял его в свою труппу, предложив
исполнять так же обязанности клоуна и дрессировщика. В то время
никто в цирке не ограничивался одним номером.
Огромное счастье охватило Владимира Дурова, когда после до¬
щатого помоста балагана ему довелось наконец ступить на опилки
настоящей арены. С увлечением он рисовал свои моментальные
карикатуры, исполнял комические куплеты, смешил забавными
сценками. Но наибольшего успеха достиг он в дрессировке живот¬
ных и птиц.
Впервые на арене благодаря ему появились дрессированные
пеликаны. Кстати, тут не обошлось без непредвиденных трудностей,
преодоление которых подтвердило удивительное терпение и настой¬
чивость молодого дрессировщика.
Пеликан был не склонен выполнять замысловатые номера перед
публикой. Да и у самого Владимира Дурова еще не было опыта
в обучении всяким трюкам этой величавой птицы. Немало труда
положил он, прежде чем подготовил выступление первого артиста-
пеликана. И вдруг, как раз накануне премьеры, из-за небрежности
служителя, забывшего закрыть клетку, крылатый артист... улетел.
Велико было огорчение дрессировщика, все же он не опустил
рук и вновь взялся за дело. И даже принялся обучать сразу двух
пеликанов. В основу занятий положил их природное умение ловко
раздвигать камешки в поисках пищи. Это навело Дурова на мысль
приучить птицу перелистывать страницы книги.
«Книгу», состоявшую из тонких листов фанеры, с пресерьезным
видом «читал» солидный пеликан, он старательно переворачивал ее
страницы, между которыми была спрятана вкусная приманка —
рыба. Другая птица научилась танцевать вальс, грациозно покачи¬
ваясь на своих перепончатых лапах; она выступала также как
«дирижер» оркестра и тогда так размахивала громадными крылья¬
ми, что подымала ветер, шевеливший перья на шляпах зрительниц.
Номера эти неизменно пользовались успехом и создали Влади¬
миру Дурову репутацию умелого, изобретательного дрессировщика.
И хотя громкой славы он тогда еще не достиг, но уже сделал пер¬
вые шаги по тернистому пути к ней.
В доме гофмейстера Демидова в Новом переулке у Синего моста
начало выступать «Общество скакунов и берейторов под управле¬
нием знаменитого берейтора Швеции Антона Финарди». Сообщение
об этом прозвучало в великосветских кругах столицы как сенсация.
После недавних побед над полчищами Наполеона и триумфаль¬
ного вступления русских войск в Париж, Россия стала центром
внимания всей Европы. С того времени, как Петр Первый «прору¬
бил окно в Европу», пожалуй, еще не было такого притока иностран¬
цев в страну, манившую своим гостеприимством и особенно воз¬
можностью заработать.
Шведский берейтор, с итальянской фамилией Финарди, успешно
развил свою деятельность в столице Российской империи. Вскоре
примеру его последовали немцы Леман и Роббе, открывшие свой
манеж в помещении графини Завадовской на Мойке.
Иностранные наездники и наездницы демонстрировали свое
искусство перед петербургской публикой, получившей возможность
ознакомиться с высшей школой верховой езды и конной акробатиг
кой. Это заметно способствовало развитию конного спорта. Однако
оба манежа еще нельзя было назвать цирками.
Правда, и прежде в Петербурге гастролировали иностранные
цирки, но впервые постоянная труппа обосновалась здесь в 1824 го¬
ду, когда француз Жак Турниер и его коллеги, до того странство¬
вавшие по Италии, Испании, Франции и Германии, разместились
в манеже купца Козулина на Большой Морской улице. Представле¬