звал к себе Анатолия Дурова. Артист явился, недоумевая о причи¬
нах приглашения к столь важной персоне. В кабинете князя произо¬
шел такой диалог:
— Мне очень понравился ваш вчерашний фокус,— сказал Дол¬
горуков, любезно предлагая гостю кресло.— Но я сгораю от любо¬
пытства, как вы его делаете?
— Очень просто, ваше сиятельство. В одном сундуке сидел я, а
в другом мой брат, Владимир. Его, беднягу, я усадил в это одиноч¬
ное заключение за два часа до начала представления, когда в цирке
не было ни души. Он, как вы изволили видеть, был одет в одинако¬
вый со мной костюм и так же, как я, загримирован. Все это я дер-
жал в таком секрете, что даже никто из циркистов, кроме директо¬
ра, ие был в него посвящен. Эта маленькая тайна еще более помогла
успеху.
— Так там был ваш брат?— разочарованно произнес князь.—
А я-то думал... Как это просто! Слишком просто... Лучше бы вы о
своей проделке мне не рассказывали.
— Так вы сами приказали мне разъяснить, ваше сиятельство...
— Я предполагал нечто совсем загадочное, а все это забавно,
но не то, не то...
Князь остался весьма недоволен. Очевидно, он потратил много
времени и ломал голову, чтобы разгадать секрет удивительного пе¬
релета, а оказалось все так несложно.
Этот номер сильно повлиял на взаимоотношения братьев. Люби¬
тели цирка, газетные рецензенты и широкая публика всячески про¬
славляли героя загадочного трюка. А имя второго равноправного
участника «перелета» оставалось никому неизвестным. И открыть
его не представлялось возможным, иначе разрушилась бы иллюзия
и погиб весь эффект.
Не обязательно иметь характер Сальери, чтобы терзаться от
славы соперника. Легко понять состояние Владимира Дурова, ис¬
полнявшего неблагодарную роль в номере, принесшем огромный
успех его младшему брату. Вероятно, любой артист на его месте ис¬
пытывал бы то же горькое чувство. Трещина, существовавшая в от¬
ношениях между братьями, расширилась еще более.
Несмотря на оглушительный успех, «секундный перелет» через
весь цирк не повторялся. И первое, так удачно начавшееся совмест¬
ное выступление братьев Дуровых па арене оказалось последним.
Опекун Захаров стремился сдерживать враждебность в отноше¬
ниях братьев. И хотя это плохо ему удавалось, они все же время от
времени встречались под кровом Николая Захаровича. Но однажды
страстный картежник Захаров проиграл все свое состояние: деньги,
имущество... Вернувшись домой нищим, он сел за письменный стол
и четко вывел на клочке бумаги три слова: «Нет, не отыграться!»
Потом переоделся во фрачный костюм, расположился на диване и
принял сильнодействующий яд.
Кончина опекуна лишила братьев Дуровых единственной связую¬
щей нити. Теперь они вовсе отрешились друг от друга. Каждый по¬
шел своей дорогой. Пути их разошлись бесповоротно.
Слово «клоун», определяющее человека самой смешной профес¬
сии, вызывает серьезные споры. Как оно родилось, где возникло?
Вероятно, от латинского слова «colonus» — деревенщина, мужик.
Некоторые утверждают, что основанием послужила сценка, с
давних времен игравшаяся в цирках. Неуклюжий крестьянин брал¬
ся на пари проехать верхом на норовистой лошади. После ряда ко¬
мичных падений он выигрывал спор и уже в роли настоящего на¬
ездника проделывал сложные упражения.
Так или иначе, в конце XVIII века слово «клоун» перешло из
Англии на континент и заменило бытовавшее выражение «паяц».
Кто был первым клоуном? Едва ли на этот вопрос можно от¬
ветить. Лучше сказать о создателях клоунских жанров.
Француз Жан Гонтар —один из первых комических акробатов
цирка начала XIX века. От него пошла целая династия Гонтаров-
клоунов, выступавших в разных странах на протяжении столетия.
Жан-Батист Ориоль затмил Жана Гонтара, небывало усложнив
акробатическое искусство клоуна. Его называли «человек-птица»,
«человек-колибри», «человек-белка», считали самым воздушным су¬
ществом, когда-либо выступавшим под куполом.
Появление Ориоля возвещал тихий звон бубенцов, затем слы¬
шался его высокий пронзительный голос и мефистофельский смех.
С необычайной легкостью он совершал грандиозный прыжок на
арену и вмиг взбирался на высоченный шест. Затем начинал каскад
акробатических упражнений, вызывавших удивление, восторг и
одновременно хохот зрителей. Какие только упражнения не испол¬
нял Ориоль: показывал номера с горящими свечами и катающими¬
ся бочонками, взбирался на пирамиду из столов, изображал изящ¬
ную обезьяну, на вытянутом канате танцевал гавот. Ориоль прыгал
через шеренгу из двадцати четырех солдат, державших ружья с прим-
кнутыми штыками и для пущего впечатления во время прыжка
клоуна дававших залп. Он был прыгун с необыкновенным чувством
точности: выходил на арену, снимал туфли и, сделав заднее саль¬
то, попадал ногами прямо в свои туфли.
Только англичанин Джемс Босуэлл мог бы соперничать с Орио-
лем в ловкости и умении сохранять равновесие. Чего, например, сто¬
ит такой его помер. Он взбирался по лестнице, которую сам же удер¬
живал в вертикальном положении. По мере восхождения, Босуэлл
отбрасывал в сторону поперечные перекладины. Достигнув послед¬
ней ступеньки, отбрасывал и ее вместе с одной из боковых стоек
лестницы. И тогда он становился головой на оставшуюся, неукреп¬
ленную стойку.
При том все это клоун проделывал так комично, что вызывал
раскаты неудержимого смеха и громкие крики «браво!». Непрев¬
зойденный акробат, он был и великолепным эксцентрическим тан¬
цором. В костюме цыганки, с рыжим париком на голове, стуча ог¬
ромными кастаньетами, Босуэлл поражал ловкостью и юмором.
Существует не один вариант рассказа о первом появлении на
арене рыжего. Обычно заслугу создания этого амплуа приписыва¬
ют англичанину Тому Беллингу. В берлинском цирке Ренца он, в
прошлом недурной наездник, выполнял скромные обязанности уни¬
формиста. Слыл добрым товарищем и еще лучшим собутыльником.
Однажды Том Беллинг вышел на манеж, спьяна напялив на себя
чужую, не по росту большую одежду. В это время выносили ко¬
вер. Том бросился помогать его расстилать, но споткнулся и упал.
Поднявшись на ноги в полном смущении, он принялся стряхивать
приставшие опилки, растирать свой и без того красный нос.
Падение Тома, его нелепый костюм, взъерошенные рыжие воло¬
сы, красный нос вызвали гомерический хохот. Зрителям в голову
не приходило, что вся эта сцена разыграна нечаянно, а не нарочно.
Послышались крики: «Браво, Август! Браво!» («Август» по-немец¬
ки соответствует русскому «Иванушка-дурачок».)
Пока публика вызывала Августа — Беллинга, он за кулисами по¬
лучал оплеухи от великана униформиста, оставшегося по его ви¬
не без одежды. Зато директор цирка по достоинству оценил нечаян¬
ный успех. Ему пришла счастливая мысль повторить антре, и он
предложил Беллингу снова выйти на манеж. Расчет оправдался. Вто¬
рой выход Тома снова сопровождался оглушительными криками:
«Браво, Август! Браво!»
Легенда гласит, что отныне он стал выступать в образе рыжего
коверного клоуна. Через несколько дней имя его было самым попу¬
лярным среди цирковых артистов Берлина. Уже никто не звал его
Беллингом, он стал Августом.
И, конечно, вскоре появилось множество подражателей. Они то¬
же надевали рыжие парики, делали себе красные носы, напялива¬