а я уношу их с собою...
И он пошел к выходу. Там его задержал шпрехшталмейстер.
— Вы куда с чужими деньгами?
— Ах, пропустите, разве вы не видите, что я в Скопинский банк
играю.
Гомерический хохот был ответом на эту шутку.
Сразу после представления в уборную к артисту явился предста¬
витель местной власти. Грозно вопросил:
— Цензурованный экземпляр своих выступлений имеете?
— Нет!
— Как же вы позволяете себе публичные рассуждения без цен¬
зуры?
— Мы, клоуны, избавлены от этого удовольствия — наши вы¬
ступления не цензуруются...
На следующий день в городе из уст в уста передавалась шутка
Дурова. А вечером на очередном представлении он добавил новую,
опять-таки бившую в ту же цель.
Шпрехшталмейстер подошел к клоуну с колодой карт.
— Не сыграем ли в дурачка? — предложил он.
— Нет! Я уже и так остался в дураках.
— Как?
— В Скопинском банке свои крохи хранил.
— Ну, так во что-нибудь другое сыграем.
— Пожалуй... Чем ушибся, тем и лечись... Сыграем в Скопин¬
ский банчок...
— Это как же?
— Вот так: двое за горло, третий в карман. Ты здесь постой,
а я с двумя приятелями к тебе приду...
На следующий день местные власти попросили клоуна покинуть
город. Возможно, кого другого подобная административная мера
заставила бы отказаться от рискованных шуток. Но у Анатолия Ду¬
рова была иная натура. Высылка из города нисколько его не сму¬
тила, он постарался даже извлечь из нее возможную пользу и для
того стал, где только можно, всячески о ней оповещать. Репутация
высланного за смелую шутку — разве ото не удачная реклама ищу¬
щего популярности?
«...Всякие бойкие дела зиждятся на муссировании, на рекла¬
ме,— утверждал Анатолий Дуров, рассказывая, как он согласился
во время своих выступлений в Петербурге пропагандировать бан¬
кирскую контору Генриха Блока.— Сперва я колебался, боясь пори¬
цаний в печати и публики, но потом, по зрелом размышлении и
принимая во внимание приличный гонорар, рассудил, что этой не¬
большой рекламой я вовсе не умалю своих достоинств и не отравлю
ничьего удовольствия».
Признание откровенное. В жестокой борьбе за существование все
средства казались ему хороши. И он выходил на сцену, облачившись
в богатый, украшенный фальшивыми драгоценными камнями кос¬
тюм, а на спину прикреплял крупную надпись: «Генрих Блок». По
замыслу рекламодателей этот костюм и надпись должны были сви¬
детельствовать, что всякий, имеющий дело с банкирским домом Бло¬
ка, наживает груды бриллиантов, рубинов, сапфиров и прочих драго¬
ценностей.
Публика, по признанию самого Дурова, отнеслась довольно сдер¬
жанно к его появлению в таком виде. Все же он не удержался от
повторения подобного выступления, на этот раз для рекламы шляп¬
ного фабриканта.
«Шляпное» антре было очень незамысловато, как признавал
даже сам его исполнитель. Он выходил на арену с непокрытой го¬
ловой и просил униформиста дать ему хороший цилиндр. Тот при¬
носил их целую охапку. Клоун тщательно примерял каждый цилиндр
и все браковал.
— На вас не угодишь! — замечал униформист.
— А зачем ты принес их мне такую массу?— возражал кло¬
ун.— Ты принеси один, да хороший цилиндр. Вот, например, фаб¬
рики... (имярек). Возьму его без всяких рассуждений.
Трудно сказать, чего было больше в таких антре — рекламы
фирмы или откровенной саморекламы. Фирменная надпись на ко¬
стюме клоуна и похожий на газетное объявление текст репризы по¬
ражали своей необычайностью, заставляли обсуждать странные при¬
емы исполнителя и, следовательно, говорить, говорить о нем...
Не следует думать, что Анатолий Дуров был единственным, кто
прибегал к такого рода рекламе. Талантливый клоун Жакомино,
выступавший в цирке Чинизелли в Петербурге, заказывал в типо¬
графии тысячи бумажных кружков со своим портретом. Мальчишки,
которые всегда стайками вертятся у входа в цирк, расклеивали эти
бумажки всюду, где только можно: на витринах магазинов, садовых
скамейках, на окнах, дверях и степах домов. За полезную деятель¬
ность мальчишки, конечно, награждались бесплатными пропусками
на галерку, откуда они тоже прославляли своего благодетеля.
Заказал он штамп со своей фамилией и в магазинах, где его
знали, просил ставить штамп на бумаге, в которую заворачивались
покупки. А случалось и так. Позовет Жакомино приятелей с собой
в кафе и уславливается:
— Я пойду вперед, а вы войдите попозже. Заметив меня, кри¬
чите: «Жакомино! Знаменитый Жакомино, ты, оказывается, здесь!»
Кричите погромче так, как будто видигге меня сегодня в первый раз.
За кофе плачу я...
Расчет оправдывался — услышав громкие голоса и знакомую фа¬
милию, посетители кафе оборачивались:
— Смотрите, вот клоун Жакомино!
Так укреплял свою популярность уже достаточно известный ар¬
тист. Заслуживает ли упрека молодой клоун?
Находчивость и остроумие, отличавшие Анатолия Дурова, застав¬
ляли о нем говорить в обществе. В Москве рассказывали, как ловко
он поставил на место одного светского нахала. Это был сын редак¬
тора влиятельной «желтой» газеты «Московский листок» В. Н. Пас¬
тухова. Как-то, находясь за кулисами цирка и пытаясь блеснуть сво¬
им юмором перед дамами, он обратился к Анатолию Дурову с та¬
кими словами:
— А правда ли, что для полного успеха клоуну нужно иметь
глупое лицо?
— Правда!—последовал быстрый ответ.
Компания молодого пшюта захохотала. Победа его казалась оче¬
видной. Но после короткой паузы Дуров закончил:
— И если бы я обладал твоим лицом, тогда получал бы жалова¬
ние вдвое больше!
Посрамленный остряк и его компания поспешили скрыться.
На этом дело не кончилось. На следующий день в «Московском
листке» появилась заметка, в которой клоун Анатолий Дуров под¬
вергся решительному разносу, был объявлен нахалом, грубияном,
бездарностью, артистом, недостойным показываться на арене.
Газета продолжала травлю, отчего объект ее нападок перешел в
решительное контрнаступление. Случилось это на одном из пред¬
ставлений, когда редактор Пастухов находился в ложе и с презри¬
тельной миной глядел на выступление с дрессированной свиньей.
Вдруг чушка подошла к ложе, поставила передние ноги на барьер
и уставилась на сердитого редактора.
— Чушка! Назад! Иди сюда...
Свинья оставалась неподвижной.
— Иди же, говорю тебе! Не желаешь?
Свинья не меняла положения.
— А, понимаю!—воскликнул Дуров.—Старых знакомых увиде¬
ла! На своих насмотреться на можешь...
Публика поняла смысл рискованной проделки и хохотала до упа¬
да над разгневанным редактором.
Газета «Московский листок» занимала по отношению к царско¬
му правительству охранительную позицию, поэтому передовые круги
русского общества приветствовали сатирические выступления Дуро¬
ва. Но в его выпадах все-таки был заключен некий личный момент,
обида на сына издателя.
Гораздо сильнее прозвучало выступление Дурова против другой
реакционной газеты— «Гражданин», издававшейся князем Ме¬
щерским. На арену вынесли несколько газет, и Дуров предложил
свинье выбрать себе издание по вкусу. Хрюшка тыкала пятачком
в «Гражданина», и создалось впечатление, что она читает эту