А на соседнем раусе появился дед с наклеенным красным носом.
Мальчики остановились как вкопанные, когда он, словно к ним обра¬
тился, озорно кликнул: «Эй, сынок!» и посыпал горохом:
Столь заманчивое обещание хоть кого привлечет. Братья уплати¬
ли по пятаку за билет, вошли в балаган. Перед сценой, завешенной
ситцевым занавесом, стоят наспех сколоченные скамейки, передние
пониже, а задние такие высокие, что сидящие на них не достают но¬
гами пола.
Тут же в зале идет бойкая торговля семечками, орехами. Но маль¬
чикам не до лакомств. Жадными глазами следят они за занавесом,
скрывающим столько чудес. И они начались!
Красноносый дед-зазывала выступает как жонглер. Три обыкно¬
венные картошки мелькают в его руках, пока дед выделывает за¬
мысловатые «па» ногами.
— И мы так сможем,— замечает Анатолий.
Владимир согласно кивает головой.
Дед заменяет картофелины длинными кухонными ножами, под¬
кидывает и ловит на лету, чтобы метко вонзить в мишень на доске.
— И так сможем...— шепчет Анатолий.
— Если подучимся!— осторожно добавляет Владимир.
Номер с кипящим самоваром вызывает одобрение братьев. Жонг¬
лер поставил его на двухаршинную подставку и водрузил все это
сооружение на лоб. Затем на сцене появляется «факир, житель
Индии»—здоровенный мужик в чалме из полотенца; он макает
куски пакли в керосин, зажигает и берет в рот, страшно вращая гла¬
зами.
«Человек без костей» оказался почти мальчиком и таким изну¬
ренным, что ветхое трико с блестками болтается на его худом теле.
Все же братья смотрят на него с нескрываемой завистью: их сверст¬
ник уже выступает перед зрителями, считается настоящим артистом,
и его называют так интересно — «человек без костей».
— А теперь, господа почтеннейшая публика!—провозглашает
зазывала,— гвоздь программы: отсекновение головы живому челове¬
ку. Нервные и дамы могут не смотреть. Желающих испытать на себе
отсекновение головы — прошу на сцену!
Зрители замерли. Подвергнуть себя жестокой казни желающих
не находится. Наконец, после настойчивых приглашений из задних
рядов выходит какой-то парень. Палач в красной рубахе уже поджи¬
дает его с топором в руках. Для доказательства остроты топора отт
вонзает его в колоду.
Парень переминается с ногй йа йоту, Соййо МорТаеТ глазами, за¬
тем покорно становится на колени и кладет голову на плаху. Палач
заносит топор, охает, как мясник, рубящий мясо, и враз отрубает го¬
лову. И окрававленную поднимает для всеобщего обозрения.
Ошеломленные зрители не успевают прийти в себя, как вновь
слышится голос зазывалы:
— Представление окончено! Кто желает увидеть оживление
мертвеца — полезай в балаган с того конца!—Зазывала указывает
на кассу, где продаются билеты на следующий сеанс.
Разумеется, эта страшная казнь — обман, ловкий трюк. Но как
он делается? Хотя бы лишь ради того, чтобы постичь его секрет, уже
стоит стать циркистом. Братья строят различные предположения,
путаются в догадках, спорят и только еще более разжигают свое лю¬
бопытство. Они не смеют еще думать, что уже недалеко то время,
когда они сами будут выступать в балагане и тогда несколько раз в
день им придется наблюдать «отсекновение головы» и то, как «палач»
вынимает ее из ведра с клюквенным соком.
Но пока даже этот жалкий балаган с его немудрящими номерами,
плохоньким оркестром и громко бьющим барабаном вызывает восхи¬
щение. Что же говорить о настоящем цирке с его ареной, блеском
огней, пистолетным щелканьем бича, бравурными звуками галопа!
Он кажется чудесной, недостижимой мечтой.
В военной гимназии кадеты Дуровы отличались успехами. Но...
только в гимнастике.
Мальчики продолжили дома занятия, так решительно прерванные
опекуном. На этот раз их учителем стал чех Забек, шпрехшталмей-
стер цирка Альберта Саламонского. В прошлом отличный акробат,
он оказался умелым преподавателем. Ученики со своей стороны
прилагали все старания, чтобы постичь цирковое искусство.
Братья уже запросто делали «копфштейн»—стойку голова в го¬
лову и «флик-фляк» — прыжок назад на руки, а затем на ноги и
без страха разбиться раскачивались на кольцах и в самой высокой
точке прыгали, распластавшись птицей,—это напоминало полет, те ¬
ло будто парило в воздухе.
На руках от частых упражнений на гимнастических снарядах го¬
рели мозоли. Случалось и падать. Но и падения стали наукой. Забек
твердил: «Циркист и падать должен уметь артистично, красиво. Это
тоже искусство».
Молодым акробатам не терпелось «выйти на публику», ощутить
сладость аплодисментов. И, горя честолюбием, они опрометчиво де¬
бютировали — ни ко времени и ни к месту. Кого не губило стремле¬
ние к славе...
В военной гимназии шли экзамены. В актовом зале за столом,
покрытым зеленым сукном, заседал педагогический синклит. Во гла¬
ве его был священник отец Николай Мещерский. Кадеты третьего
класса экзаменовались по закону божьему.
— Дуров Владимир!— возгласил отец Николай.
В той стороне, где сидели ученики, послышался сдержан¬
ный смех.
— Воспитанник Дуров...— повторил было священник и осекся.
Вызванный ученик вышел из-за парты. Но как? На руках! Вверх
ногами...
При гробовом молчании остолбеневших педагогов и неудержимом
хохоте товарищей Владимир Дуров приблизился к экзаменационно¬
му столу и здесь стал на ноги. На лице его сияла довольная улыбка.
Он был счастлив от собственной выдумки.
Священник кипел от негодования. Воздев руку к стене, где висе¬
ли портреты царя Александра III и царицы, он воскликнул:
— При высочайших особах... при священнослужителе, при госпо¬
де боге, который все видит... такое надругательство!
Кадет Владимир Дуров немедленно был отстранен от экзаменов и
отправлен домой. В тот же день педагогический совет постановил
исключить его из гимназии «за дерзкое поведение во время экзамена
закона божьего в присутствии царских портретов».
А на домашнем совете было решено отдать Владимира на воспита¬
ние в частный пансион Крестовоздвиженского.
Кадет Анатолий Дуров проучился >в военной гимназии тоже не¬
долго. Уже через два года опекун Захаров был вызван к директору.
— Пребывание вашего питомца нетерпимо в стенах нашего учеб¬
ного заведения!— решительно заявил директор.
— Почему?
— Потому, что он весь свой класс превратил в гимнастов. Да и
в других классах стали ему подражать.
— Наказывайте его!
— Не помогает... Он и в карцере норовит на голове постоять.
Странный ребенок! Ни малейшей любознательности к наукам, и
вечные гимнастические упражнения.
— Он еще так молод...— пытался возразить Захаров.— Со вре¬
менем станет старательным учеником.
— О нет! Все с ним испробовали — ничего поделать нельзя. К то¬
му же служащие на него жалуются...
— Чем же он им помешал?
— Всех дворовых собак и кошек замучил своей дрессировкой.
Никакие уговоры не действовали. Директор оставался непрекло¬
нен, терпение его исчерпалось, Анатолий Дуров досадил ему не менее
брата. «Чем ходить на руках, гораздо было бы лучше, если бы он
приспособил их к писанию»,— заключил директор.
Опекун устроил Анатолия приходящим учеником в частный пан¬