что уносился от земных друзей в небеса. А когда глянул вниз, то
пришел в восторг оттого, что полиция и губернатор показались мне
еле заметной мелочью...» — «Вот новый случай вам поострить...»— хо¬
лодно заметил начальник губернии.
У выхода из музея еще одна надпись: «Уйти отсюда не спешите,
таков совет вам добрый мой, и на террасе отдохните пред тем,
как вам идти домой». Отчего не послушать доброго совета и не
посидеть на террасе в чудесном саду с пышными клумбами цветов.
Тут есть чем полюбоваться и чем поинтересоваться. На столе лежит
тетрадь в дорогом кожаном переплете. Это путевой альбом Анато¬
лия Леонидовича, в который друзья и поклонники его таланта пи¬
сали на память.
На первой странице стихотворная запись самого владельца аль¬
бома. Что поделать, у него непреодолимая слабость к подобным
сентенциям:
Трудно представить большее смешение имен, рангов, чинов и
положений тех, кто писал «на память» в путевой альбом Анатолия
Леонидовича Дурова. Наглядное свидетельство широкого призна¬
ния и известности.
Уже на первой странице соседствуют имена особ, удивитель¬
но различных по характеру своей деятельности, таких, как маг и
чародей оперетты и эстрады М. Лентовский и чуть не объявленный
святым отцом православной церкви протоиерей Иоанн Кронштадт¬
ский.
Художник И. Айвазовский написал акварелью свой излюбленный
сюжет — море, а рядом адвокат Н. Карабчевский — шутливые стиш¬
ки. Писатель В. Гиляровский тоже оставил стихотворное послание,
а Ф. Шаляпин свою фотокарточку с дружескими словами.
Поэт К. Фофанов, фельетонист В. Дорошевич, артист Мамонт
Дальский написали в альбом теплые шуточные строки, после ко¬
торых поэтически «вдохновился» некий жандармский полковник
Художник Н. Билибин нарисовал в альбоме изящную картинку-
ребус с тонким политическим намеком, что, очевидно, толкнуло
на либеральные мысли и графа А. Бобринского.
Писатель М. Арцыбашев оставил в альбоме только одну строку:
«Самая дрессированная свинья в мире — это человек». Знаменитый
танцовщик М. Петипа подтвердил эту горькую мысль:
Итальянский певец Баттистини написал на память афоризм: «Ис¬
кусство и любовь возвышают человека до бога».
С добрыми словами привета в альбоме встретились И. Репин,
А. Куприн, А. Аверченко, артисты К. Варламов, Г. Ге, Мазини, Аде¬
лаида Патти, П. Орленев, А. Южин-Сумбатов, Е. Гельцер, авиатор
А. Кузьминский и многие другие известные современники.
А вот еще любопытная запись: «Жму руку королю смеха Ана¬
толию Дурову — король нефти Э. Нобель».
Даже стяжавший печальную славу московский обер-полицмей¬
стер Трепов не обошел Дурова своим вниманием и изрек: «Ваши
изгнания способствовали Вашей славе не меньше, чем Ваши четве¬
роногие артисты». Под этим поистине полицейским афоризмом сто¬
ит размашистая подпись и, чтобы не возникли никакие сомнения,
гербовая казенная печать.
Анатолий Дуров часто говорит о себе с гордостью: «Я — король
шутов, но не шут королей». Однако страницы его путевого альбо¬
ма пестрят и такими именами представителей родовой аристократии
и крупного чиновничества, как московский генерал-губернатор
князь Долгоруков, лифляндский губернатор Звегинцев, сибирский
губернатор Ключарев, петербургский градоначальник Драчевский,
министр императорского двора граф Фредерикс и прочие высокие
особы.
Уж такова сила таланта и личного обаяния Дурова, что те, кого
он так зло и остро высмеивает в своих сатирических шутках, все же
воздают должное великому клоуну.
Но сам Анатолий Дуров с горькой иронией относится к славо¬
словию сильных мира сего. В небольшой поэме он открывает свои
чувства:
Путевой альбом завершает статья М. Горького, посвященная
клоуну-сатирику Анатолию Дурову. В ней проникновенные слова:
«В отравленный источник печали он влил каплю, одну только кап¬
лю живой воды — смеха и сделал его целебным, дающим силу и
жизнь. Здесь не было ни волшебства, ни ловкости рук: он просто
взял человека современности, угрюмого, мрачного,— и из темного
угла печальных воспоминаний вывел его под брызжущие лучи солн¬
ца смеха...
Не сердитесь же, не гневайтесь на того, кто показал вам «мир
кверху ногами», кто заставил вас взглянуть в кривое зеркало жиз¬
ни — и испугаться отразившихся в ней искривленных, обезображен¬
ных черт своего собственного лица.
Всю жизнь прожить в толпе и для толпы — и не слиться с ней,
не потерять «своего лица», не заразиться ее низменными инстинкта¬
ми— это большая заслуга артиста...»
Садовое кольцо — надежный зеленый щит Москвы. Старые
липы аллеями и полукружиями тянутся на несколько верст. У Са¬
мотечной улицы в их лиственный поток вливаются бульвары —
Екатерининский и Цветной. Екатерининский бульвар соседствует
с обширным парком, который окружают сады, сады, сады, сливаю¬
щиеся с Марьиной рощей.
Тихая улочка Божедомка. Владимир Леонидович Дуров выбрал
это место как самое близкое к природе, следовательно, наиболее
подходящее для четвероногих и крылатых друзей.
Давно нет в живых старых любимцев: собаки Битки, свиньи
Чушки, гуся Сократа. После них было много других дрессирован¬
ных животных и птиц, и понятливых, и талантливых, однако пер¬
вых верных помощников никогда не забыть. Ныне они могли бы
спокойно доживать век в Уголке. Так называет Владимир Леони¬
дович свой дом, не только потому, что построил его на углу улиц,
но и оттого, что это заветный Уголок, о котором он мечтал давно,
с тех пор как занялся дрессировкой.
Кого только нет среди обитателей Уголка. У входа из-за зана¬
веса желтыми немигающими глазами глядит неподвижно застыв¬
ший филин. Мартышка со сморщенным лицом старичка протягивает
волосатую руку между прутьями клетки. Красавец оцелот бегает
вдоль стен загона. В бассейне плещутся морские львы. Во дворе,
покачивая длинным хоботом, гуляет слон.
Кудахтанье, лай, вой, визг, писк, свист, клекот не смолкают
круглые сутки. Здесь не надо часов. Животные и птицы живут
строго по своему расписанию. На закате одни засыпают, другие, на¬
оборот, начинают свою ночную жизнь. На восходе вступает новая
смена.
Каждое утро Владимир Леонидович совершает обход Уголка.
Но прежде обращается к кому-то в своем кабинете:
— Здравствуй, Арра!
— Прривет! — раздается откуда-то сверху пронзительный голос.
— Как здоровье?
— Хо-ррр-ошо-о-о! — откликается тот же голос.
Попугай Арра получает угощение — дольки апельсина. Клеенча¬
тая сумка Владимира Леонидовича будто бездонная, для каждого
питомца есть в ней гостинец.
Чудак Арра. Никогда не сходит со своей жердочки, думая, что
все еще прикован цепыо к кольцу. Цепь давно снята с его лапки,
но он по-прежнему считает себя лишенным свободы. Вот сейчас
кусочек вкусного апельсина упал на пол. Арра смотрит вниз, однако
не решается опуститься, зря проклиная неволю.
А попугай Цезарь сидит в клетке, он прирожденный артист —
отличный акробат и звукоподражатель.
— Ну-ка, покажи, что ты умеешь!
Цезаря не надо долго упрашивать. На жердочке он переворачи¬
вается, как на трапеции. Вперед — назад! Еще, еще. Кусочки апель¬
сина приводят его в превосходное настроение, и без всяких просьб