проявляет на лекторской кафедре не меньше, чем делает он это
обычно на арене цирка. Два-три иллюстрационных момента были
очень интересны, особенно один, когда лектор, затеряв листок своей
лекции, запнулся на полуслове и все время повторял его, разыски¬
вая пропавший листок. Аудитория разразилась гомерическим хо¬
хотом».
Несмотря на всю свою оригинальность, или именно из-за этого,
«Лекция о смехе» не могла войти в постоянный репертуар. К клоун¬
скому жанру она не относилась и, тем более, не подходила для
исполнения на арене.
«Лекция о смехе» заметная, но все-таки случайная веха на
творческом пути А. Дурова — увы! — уже на последнем этапе пути
великого клоуна...
Уголок Владимира Леонидовича Дурова знает вся Москва. Неви¬
димые нити связывают его и со всей страной. Скромная, небольшая
усадьба на тихой улице, как Ноев ковчег, становится примечатель¬
ной в житейском море. И не только оттого, что в Уголке Дурова,
как Ноевом ковчеге, неожиданно и мирно сосуществуют самые
разные представители животного царства. Ну, конечно, это удиви¬
тельно, когда кошка и собака едят из одной миски, а баран и волк
обитают в общем помещении. Однако в Уголке совершаются вещи
более значительные, чем те, что наблюдались в громоздком соору¬
жении прародителя Ноя, которое он так догадливо подготовил ко
времени всемирного потопа.
Клоун Владимир Леонидович Дуров, по его выражению, «по¬
перхнувшись славой», решил посвятить себя науке зоопсихологии.
Что толкнуло его на такое решение? «Мне хочется,— объясняет
В. Дуров,— чтобы животные перестали быть для человека какими-то
ходячими машинами, которые он может эксплуатировать, как ему
угодно, и по отношению к которым он не чувствует никаких нравст¬
венных обязательств.
Пусть он почувствует в животных личность, сознающую, думаю¬
щую, радующуюся, страдающую. Понимая и уважая пспхпку живот¬
ного, он будет лучше понимать и уважать психику человека, а от
этого взаимного понимания лучше станет жить». Утренний обход
Уголка всегда доставляет Владимиру Леонидовичу радостное волне¬
ние. За порогом его кабинета еще слышится, как попугаи выкрики¬
вают вдогонку весь набор известных им слов, но уже в соседней
комнате он попадает в другой мир. Здесь обитают мелкие зверьки,
веселые певчие птицы, обезьяны Джипси и Гашка — нежные суще¬
ства, боящиеся холода, сквозняков, не выносящие постороннего шу¬
ма, даже резких голосов попугаев.
— Джииси! — окликает Владимир Леонидович.
Хитрая макака прикидывается, что не расслышала зова, и недви¬
жимо лежит на соломенном матрасике, накрывшись стеганым ватным
одеяльцем до самых ушей. Однако часто мигающий глаз выдает, что
она не спит, а дожидается обычной укоризны: «Как не стыдно так
долго спать. Вставай... Живо!» Тогда она тотчас вскакивает на ноги
и ловко вспрыгивает на плечо Владимира Леонидовича. Игра эта
происходит каждое утро, и оба охотно ее ведут.
Топкие ручки Джипси сосредоточенно перебирают волосы на го¬
лове Владимира Леонидовича. И это тоже маленькая хитрость, по¬
пытка отвлечь от урока, который сейчас предстоит.
— Василий, надень на нее ошейник! — обращается Дуров к во¬
шедшему служителю-карлику.
Ошейник с цепочкой нисколько не пугает Джипси, она лишь плу¬
товато поглядывает, когда Василий снимает ее с плеча Дурова,
чтобы привязать за цепочку к ножке тяжелого кресла. Через минуту
спокойно, не торопясь, ручки обезьяны развязывают узел, и она отбе¬
гает к теплой трубе отопления.
— Завяжем тебя покрепче! — улыбается Дуров.
Однако два, даже три узла на ножке кресла не смущают смышле¬
ную Джипси. Все так же, не проявляя признаков беспокойства, уве¬
ренно, быстро она освобождается, подхватывает цепь и усаживается
возле трубы отопления.
Урок продолжает мартышка Гашка.
— С тобой займемся разговорной речью,— говорит Владимир
Леонидович и произносит гортанный звук,— вэк-вэк.
— Вэк-вэк...— отвечает Гашка, и ее морщинистое, старообразное
личико расплывается от удовольствия.
— Э-ээ...— жалобным голосом произносит Владимир Леонидович
и делает вид, что ему больно.
— Э-ээ...— вторит Гашка, и лицо ее искажается от страдания.—
Хр-рр...— уже самостоятельно говорит Гашка,— мням... мням.
Владимир Леонидович записывает в тетрадь перевод с обезьянь¬
его языка: «вэк-вэк» — означает удовольствие, «хр-рр» — звук, что¬
бы обратить на себя внимание, «мням-мням» — просьба оставить в
покое.
Изучение обезьяньего лексикона требует огромного внимания,
терпения, систематической проверки. Дуров записал уже целый стол¬
бик звуков, которые позволяют ему все лучше объясняться со смека¬
листой Гашкой.
Время бежит незаметно. Уголок невелик, и в нем нет пустующих
помещений. Повсюду клетки, гнезда, загоны, стойла, вольеры, в них
обитают различные представители животного мира.
Научные опыты и наблюдения, дрессировка занимают все утро
и день. А надо еще порепетировать, чтобы подготовить четвероногих
и крылатых артистов к вечернему представлению в цирке.
Дрессировка и репетиции тесно связаны с научными опытами и
наблюдениями. В тетрадь, предназначенную для описания экспери¬
ментов, Владимир Леонидович вносит еще одно наблюдение: «Фак¬
торы. обычно вызывающие у животных чувство страха (обусловлен¬
ное боязнью неизвестного), при систематическом многократном
повторении не только значительно притупляют это чувство, но даже
совершенно перестают его вызывать».
Вывод не голословный. Его подтверждает опыт, который сейчас
проделывает Дуров. Вечером этот же опыт станет эффектным номе¬
ром и, конечно, вызовет бурное одобрение публики.
Владимир Леонидович выпускает из клетки обыкновенного серого
зайца. В тетради экспериментатора он торжественно именуется «За¬
яц-русак — Лепус еуропеус Ралл». Русак смело подскакивает к игру¬
шечной пушке, которую карлик Василий только что зарядил изряд¬
ной порцией пороха.
— Пли! — командует Дуров.
Передней лапкой заяц нажимает на деревянную плашку, соеди¬
ненную веревкой со спуском пушки. Гремит выстрел. Он так силен,
что раскаты его разносятся по всему Уголку. Грохот, сноп искр,
стелющийся дым не производят никакого впечатления на отваж¬
ного артиллериста. Он продолжает спокойно оставаться у пушки,
за что тут же награждается медалями — кружками нарезанной мор¬
кови.
Репетиция и в то же время научный опыт продолжается. Вот
клетка с надписью: «Пустельга обыкновенная — Перхонеис тиннун-
кулус Линн. Молодой экземпляр, пойман в Сокольниках под Моск¬
вой». Дуров открывает дверцу клетки и на расстоянии нескольких
шагов стреляет из охотничьего ружья. Дым от выстрела еще не успе¬
вает рассеяться, а пустельга, спокойно расправив крылья, вылетает
из клетки и садится на дуло ружья. Ну, конечно, и она получает
награду прямо из рук экспериментатора.
Как короток день! Владимир Леонидович еле успевает обойти
остальных своих питомцев. С некоторыми он задерживается, кое-кого
успевает лишь приласкать, а с такими, как его любимец морской лев,
умнейший Лео, он проводит много времени.
Тетрадь к концу дня заполняется новыми записями. Они должны
ответить на вопросы, которые изучает экспериментатор. Есть ли у
животных свой психический мир? А если есть, то какой? Такой ли,
как наш, или особый, другой? Если другой, то похожий ли на наш?