Выбрать главу

Если похожий, то чем?

...Ночь... Мирно спят обитатели Уголка. Даже любитель ночной

темноты филин, словно оберегая соседский покой, старается не шу¬

меть и совсем тихо уплетает зазевавшегося мышонка.

В кабинете Владимира Леонидовича горит.свет. Настольная лам¬

па под зеленым абажуром освещает его сосредоточенное лицо, испи¬

санные листы бумаги, торопливо бегущее перо.

После вечернего представления в цирке Владимир Леонидович все

же выкроил время, чтобы подытожить дневные наблюдения и то, что,

по его мнению, достойно внимания, описать в книге. «Я разделяю

искусство дрессировки животных на два способа: поощрительный и

болевой — механический. Первым способом я называю способ, кото¬

рый, к несчастью, исключительно применяю пока только я один,—

способ, основанный на тщательном изучении психики животного.

Чтобы виднее были все его преимущества, сначала познакомлю

со старым, общепринятым способом, основанным на причинении жи¬

вотному боли и механическом вызывании этим путем нужных движе¬

ний, которые связываются с определенными словами.

Возьмем цирковую лошадь. Предположим, дрессировщику нужно

выучить лошадь «маршировать». Дело происходит на арене. Учит

дрессировщик и два кучера. Первый кучер держит лошадь под уздцы,

стоя у барьера. При малейшей попытке рвануться вперед, дергает

лошадь за узду, причиняя боль губам. Лошадь пятится назад. Второй

кучер ударяет сзади шамберьером, а дрессировщик методически бьет

лошадь хлыстом по левой стороне груди.

Кончик хлыста сечет одно и то же место. Лошадь, желая осво¬

бодиться от боли хлыста, рвется вперед, но получает удар от первого

кучера по носу и боль от уздечки. Пятится назад — получает удар

шамберьером от второго кучера. И ровные, методические, как часы,

удары хлыста, не переставая, секут левую сторону груди. Лошадь

вся в мыле, топчется на одном месте.

Дрессировщик же продолжает бить хлыстом по одному и тому же

месту до тех пор, пока она рефлекторно, сокращая мускулы, не под¬

нимет левую ногу, чтобы закрыть и защитить наболевшее место.

Хлыст сразу перестает действовать, опускается, но... ненадолго.

Лошадь, тяжело дыша, стоит как вкопанная, но вот опять хлыст

поднимается и сечет по прежнему месту. Опять старая процедура.

Лошадь рвется вперед (боль от уздечки) и назад (от шамберьера),

а хлыст делает свое дело. Лошадь опять поднимает ногу и опять вре¬

менно прекращается сечение. Чем дальше, техМ чаще лошадь подни¬

мает ногу, с силой ударяя копытом о землю, как бы этим движением

прекращая мучительное сечение. Дрессировщик бьет хлыстом ее уже

по другой стороне груди до тех пор, пока лошадь не поднимет пра¬

вую ногу.

И это происходит каждый день в одно и то же время методиче¬

ски, аккуратно».

Владимир Леонидович отложил перо, откинулся в кресле. Система

эта, впервые введенная немцами, применяется во всех цирках и за

границей и в России. Шамберьер — главное орудие для такого дрес¬

сировщика, а для укротителя — бич, который еще грубее, жестче,

страшнее. Недаром при виде бича звери в страхе прижимают уши,

прячутся в угол или жмутся к стенке клетки.

Как всегда, когда приходится говорить о жестокости человека к

животным, Владимир Леонидович с трудом сдерживает негодование.

Однако, стараясь сохранять объективность исследователя, он продол¬

жает записи. Как чужды ему методы дрессировки, применяемые

большинством фирм, поставляющих диких зверей на мировой ры¬

нок.

Вот типичный прием. Молодых львят, тигрят, белых медведей

собирают в группы. Каждую из них поручают укротителю, закон¬

трактованному фирмой для будущих выступлений. Он ежедневно

является к группе четырехмесячных зверьков и аккуратно выполняет

свою первую обязанность — бьет и гоняет их из одного угла клетки

в другой, методически, одним и тем же бичом.

Звери растут в постоянном страхе, с одним сознанием, что чело¬

век, приходящий к ним ежедневно, держит в руке нечто ужасное,

бич, от которого надо бежать, чтобы избавиться от жестоких ударов.

Поэтому всякий раз при появлении укротителя с хлопающим бичом

звери, как шальные, шарахаются в дальний конец клетки. Первый

номер готов.

«Учение» продолжается. В клетку вдвигают глухой барьер. Сна¬

чала звери, боясь нового предмета, сбиваются в кучу, но вот прихо¬

дит в действие бич, и они, забыв все на свете, волей-неволей прыгают

через препятствие. Второй номер готов.

Нет предела жестокости такого укротителя. Он стремится, чтобы

при одном появлении его дикие звери приходили в состояние ужаса.

Тогда их можно заставить делать, что угодно, даже скакать сквозь

пылающий обруч, ведь если не прыгнешь, то попадешь под бич, а он

страшнее огня, страшнее всего на свете.

Кроме бича укротители пользуются еще острыми пиками, желез¬

ными вилками, громко стреляющими пистолетами, чем доводят зве¬

рей до смертельного ужаса.

Варварским, бесчеловечным приемам дрессировки надо противо¬

поставить выработанный им, Дуровым, метод, основанный на прин¬

ципе воздействия непосредственно на чувства и разум животного.

Принцип этот — наталкивание животного на определенное движение-

творчество. Активное, светлое творчество, возбуждаемое радостью,

удовольствием.

Вся суть в том, чтобы животное было свободно от чувства подав¬

ленности, страха. Питомцы Уголка всякий раз за исполнение задания

получают от своего воспитателя поощрение — лакомство, и они охот¬

но выполняют свой урок. Сам Дуров скажет, что его метод основан

на вкусопоощрении.

Бодрое, здоровое состояние животного, однако, еще не все. Как

заставить его слушаться, беспрекословно исполнять волю своего вос¬

питателя, творить в нужном для него направлении? Есть еще и пси¬

хологический способ воздействия. Внушение... Гипноз...

Резкий голос врывается в тишину ночи: «Я люблю вас!», «Быть

или не быть?» — это попугай Арра повторяет во сне недавно выучен¬

ные фразы.

Дом на Божедомке живет полной жизнью.

Тысячи верст исходил, изъездил, исколесил в ненасытной жажде

успеха. Триумфальные гастроли. Коррида на Ла Плаца де торос в

Мадриде, и бык, пронзенный острием шпаги русского клоуна... Гран¬

диозный цирк, затем одиночная камера в мрачном замке Моабит в

Берлине... Пленительные улыбки гейш в чайных домиках на улице

Гиндза в Токио... Лучшие русские цирки в Петербурге, в Москве, про¬

винции... Повсюду, всегда неизменный успех.

Дороги, дороги, дороги... Слава, покрытая пылью дорог. Но не

меркло ее ослепительное сияние, блистательные лучи ее, казалось,

ничто, никогда не затмит. И вот жалкое шапито антрепренера Мак-

симюка в Мариуполе. Скверная гримаса судьбы!

Маленький город на берегу Азовского моря. Идет второй год ми¬

ровой войны, и сюда доносятся ее раскаты. Местное население —

русские, украинцы, греки, евреи, болгары, чиновники, торговцы, ры¬

баки, огородники — смесь племен и народов, занятий... Война разду¬

ла шовинизм и взбаламутила житейское море. Лишь в цирке объеди¬

няется разноязычная, разнородная публика Мариуполя.

Афиши, расклеенные на улицах города, извещают о гастролях

«всемирно известного, настоящего» соло-клоуна Анатолия Дурова,

который прибыл специально, чтобы дать всего несколько представле¬

ний в цирке антрепренера Максимюка.

Азовское море возле Мариуполя непохоже на море — серое, мут¬