Если похожий, то чем?
...Ночь... Мирно спят обитатели Уголка. Даже любитель ночной
темноты филин, словно оберегая соседский покой, старается не шу¬
меть и совсем тихо уплетает зазевавшегося мышонка.
В кабинете Владимира Леонидовича горит.свет. Настольная лам¬
па под зеленым абажуром освещает его сосредоточенное лицо, испи¬
санные листы бумаги, торопливо бегущее перо.
После вечернего представления в цирке Владимир Леонидович все
же выкроил время, чтобы подытожить дневные наблюдения и то, что,
по его мнению, достойно внимания, описать в книге. «Я разделяю
искусство дрессировки животных на два способа: поощрительный и
болевой — механический. Первым способом я называю способ, кото¬
рый, к несчастью, исключительно применяю пока только я один,—
способ, основанный на тщательном изучении психики животного.
Чтобы виднее были все его преимущества, сначала познакомлю
со старым, общепринятым способом, основанным на причинении жи¬
вотному боли и механическом вызывании этим путем нужных движе¬
ний, которые связываются с определенными словами.
Возьмем цирковую лошадь. Предположим, дрессировщику нужно
выучить лошадь «маршировать». Дело происходит на арене. Учит
дрессировщик и два кучера. Первый кучер держит лошадь под уздцы,
стоя у барьера. При малейшей попытке рвануться вперед, дергает
лошадь за узду, причиняя боль губам. Лошадь пятится назад. Второй
кучер ударяет сзади шамберьером, а дрессировщик методически бьет
лошадь хлыстом по левой стороне груди.
Кончик хлыста сечет одно и то же место. Лошадь, желая осво¬
бодиться от боли хлыста, рвется вперед, но получает удар от первого
кучера по носу и боль от уздечки. Пятится назад — получает удар
шамберьером от второго кучера. И ровные, методические, как часы,
удары хлыста, не переставая, секут левую сторону груди. Лошадь
вся в мыле, топчется на одном месте.
Дрессировщик же продолжает бить хлыстом по одному и тому же
месту до тех пор, пока она рефлекторно, сокращая мускулы, не под¬
нимет левую ногу, чтобы закрыть и защитить наболевшее место.
Хлыст сразу перестает действовать, опускается, но... ненадолго.
Лошадь, тяжело дыша, стоит как вкопанная, но вот опять хлыст
поднимается и сечет по прежнему месту. Опять старая процедура.
Лошадь рвется вперед (боль от уздечки) и назад (от шамберьера),
а хлыст делает свое дело. Лошадь опять поднимает ногу и опять вре¬
менно прекращается сечение. Чем дальше, техМ чаще лошадь подни¬
мает ногу, с силой ударяя копытом о землю, как бы этим движением
прекращая мучительное сечение. Дрессировщик бьет хлыстом ее уже
по другой стороне груди до тех пор, пока лошадь не поднимет пра¬
вую ногу.
И это происходит каждый день в одно и то же время методиче¬
ски, аккуратно».
Владимир Леонидович отложил перо, откинулся в кресле. Система
эта, впервые введенная немцами, применяется во всех цирках и за
границей и в России. Шамберьер — главное орудие для такого дрес¬
сировщика, а для укротителя — бич, который еще грубее, жестче,
страшнее. Недаром при виде бича звери в страхе прижимают уши,
прячутся в угол или жмутся к стенке клетки.
Как всегда, когда приходится говорить о жестокости человека к
животным, Владимир Леонидович с трудом сдерживает негодование.
Однако, стараясь сохранять объективность исследователя, он продол¬
жает записи. Как чужды ему методы дрессировки, применяемые
большинством фирм, поставляющих диких зверей на мировой ры¬
нок.
Вот типичный прием. Молодых львят, тигрят, белых медведей
собирают в группы. Каждую из них поручают укротителю, закон¬
трактованному фирмой для будущих выступлений. Он ежедневно
является к группе четырехмесячных зверьков и аккуратно выполняет
свою первую обязанность — бьет и гоняет их из одного угла клетки
в другой, методически, одним и тем же бичом.
Звери растут в постоянном страхе, с одним сознанием, что чело¬
век, приходящий к ним ежедневно, держит в руке нечто ужасное,
бич, от которого надо бежать, чтобы избавиться от жестоких ударов.
Поэтому всякий раз при появлении укротителя с хлопающим бичом
звери, как шальные, шарахаются в дальний конец клетки. Первый
номер готов.
«Учение» продолжается. В клетку вдвигают глухой барьер. Сна¬
чала звери, боясь нового предмета, сбиваются в кучу, но вот прихо¬
дит в действие бич, и они, забыв все на свете, волей-неволей прыгают
через препятствие. Второй номер готов.
Нет предела жестокости такого укротителя. Он стремится, чтобы
при одном появлении его дикие звери приходили в состояние ужаса.
Тогда их можно заставить делать, что угодно, даже скакать сквозь
пылающий обруч, ведь если не прыгнешь, то попадешь под бич, а он
страшнее огня, страшнее всего на свете.
Кроме бича укротители пользуются еще острыми пиками, желез¬
ными вилками, громко стреляющими пистолетами, чем доводят зве¬
рей до смертельного ужаса.
Варварским, бесчеловечным приемам дрессировки надо противо¬
поставить выработанный им, Дуровым, метод, основанный на прин¬
ципе воздействия непосредственно на чувства и разум животного.
Принцип этот — наталкивание животного на определенное движение-
творчество. Активное, светлое творчество, возбуждаемое радостью,
удовольствием.
Вся суть в том, чтобы животное было свободно от чувства подав¬
ленности, страха. Питомцы Уголка всякий раз за исполнение задания
получают от своего воспитателя поощрение — лакомство, и они охот¬
но выполняют свой урок. Сам Дуров скажет, что его метод основан
на вкусопоощрении.
Бодрое, здоровое состояние животного, однако, еще не все. Как
заставить его слушаться, беспрекословно исполнять волю своего вос¬
питателя, творить в нужном для него направлении? Есть еще и пси¬
хологический способ воздействия. Внушение... Гипноз...
Резкий голос врывается в тишину ночи: «Я люблю вас!», «Быть
или не быть?» — это попугай Арра повторяет во сне недавно выучен¬
ные фразы.
Дом на Божедомке живет полной жизнью.
Тысячи верст исходил, изъездил, исколесил в ненасытной жажде
успеха. Триумфальные гастроли. Коррида на Ла Плаца де торос в
Мадриде, и бык, пронзенный острием шпаги русского клоуна... Гран¬
диозный цирк, затем одиночная камера в мрачном замке Моабит в
Берлине... Пленительные улыбки гейш в чайных домиках на улице
Гиндза в Токио... Лучшие русские цирки в Петербурге, в Москве, про¬
винции... Повсюду, всегда неизменный успех.
Дороги, дороги, дороги... Слава, покрытая пылью дорог. Но не
меркло ее ослепительное сияние, блистательные лучи ее, казалось,
ничто, никогда не затмит. И вот жалкое шапито антрепренера Мак-
симюка в Мариуполе. Скверная гримаса судьбы!
Маленький город на берегу Азовского моря. Идет второй год ми¬
ровой войны, и сюда доносятся ее раскаты. Местное население —
русские, украинцы, греки, евреи, болгары, чиновники, торговцы, ры¬
баки, огородники — смесь племен и народов, занятий... Война разду¬
ла шовинизм и взбаламутила житейское море. Лишь в цирке объеди¬
няется разноязычная, разнородная публика Мариуполя.
Афиши, расклеенные на улицах города, извещают о гастролях
«всемирно известного, настоящего» соло-клоуна Анатолия Дурова,
который прибыл специально, чтобы дать всего несколько представле¬
ний в цирке антрепренера Максимюка.
Азовское море возле Мариуполя непохоже на море — серое, мут¬