Между поездками на Ближний Восток Аллен находил достаточно времени для посещения вечерних и утренних занятий на юридическом факультете Университета Джорджа Вашингтона, который он окончил в 1926 году. Тем не менее он чувствовал, что его карьера и жизнь заходят в тупик. Ему было уже за тридцать, он жил на зарплату государственного служащего и скромное наследство от "дедушки Фостера". Его работа не приносила особых результатов. Однажды он обнаружил пачку своих отчетов нераспечатанной в шкафу Госдепартамента.
Жизнь с Кловер становилась все более сложной. Однажды Аллен предъявил ей непомерный счет из магазина Cartier, и она спокойно объяснила, что узнала о его связи с другой женщиной и в качестве "компенсации" купила себе изумрудное колье. Затем она заявила, что намерена покупать новое украшение каждый раз, когда узнает об одной из его интрижек. Это могло бы быстро привести супругов к банкротству, но она не выполнила свою угрозу.
Десять лет прошло с тех захватывающих дней Первой мировой войны, когда Аллен по утрам отправлял агентов на секретные задания по всей Европе, днем встречался со своей любовницей, а долгими вечерами проводил совещания со шпионами за коньяком в отеле Bellevue Palace в Берне. Он мечтал снова стать офицером, но в США не было разведывательной службы. Его путь был неопределенным. Позднее он назвал этот период "периодом моего уныния".
2. ЗАПЯТНАННОСТЬ МОЕГО ОКРУЖЕНИЯ
В мае 1926 г. в яхт-клубе Oyster Bay собралась толпа любителей яхт с Лонг-Айленда, чтобы понаблюдать за первой регатой сезона. Примерно в середине дня несколько человек заметили, что одна из яхт, Snookabus, опасно дрейфует. Другой моряк пристал к яхте. Он обнаружил тело, лежащее на палубе.
Жертва, Ройалл Виктор, в течение десяти лет был одним из трех старших партнеров фирмы Sullivan & Cromwell. В возрасте всего сорока восьми лет он перенес сердечный приступ и умер мгновенно.
Это был второй тяжелый удар по фирме менее чем за год. Недавно от рака желудка умер еще один старший партнер, Альфред Ярицки. Оставался только один член триумвирата - Генри Пирс, но он был болен и предпочел уйти на пенсию, а не возглавить компанию. Одним из последних его действий было обращение к соучредителю и руководителю фирмы Уильяму Нельсону Кромвелю с просьбой продвинуть Джона Фостера Даллеса. Кромвель так и поступил.
Фостер стал частью команды из четырех человек, управлявших фирмой, а через несколько месяцев Кромвель назначил его единственным управляющим партнером. Ему было тридцать восемь лет, и он всего пятнадцать лет как закончил юридическую школу. Так началась его четвертьвековая карьера одного из самых безжалостно эффективных и высокооплачиваемых придворных американской элиты.
В эти годы состоятельные американцы охотно рассовывали свои деньги - и свои интересы - по всему миру. Соединенные Штаты впервые превратились из страны-должника в страну-кредитора. Нью-Йорк заменил Лондон в качестве мировой финансовой столицы. Клиенты стремились воспользоваться услугами Sullivan & Cromwell. Список тех, кого представлял Фостер, можно сравнить с путеводителем по вершинам американской торговли, производства и финансов.
В 1920-х годах, работая в таких банках, как Brown Brothers, Lazard Frères, Goldman Sachs и First National Bank of Boston, Фостер организовал семнадцать кредитов латиноамериканским странам на общую сумму около 200 млн. долларов США, что эквивалентно более чем 2 млрд. долларов США в начале XXI века, а также три кредита Китаю от J. P. Morgan. Особое внимание он уделял Европе, где в 1920-е годы его клиенты предоставили более миллиарда долларов США, в основном Германии. Он помог разработать сложные условия выплаты репараций Германии, разработав систему, в соответствии с которой Германия должна была брать кредиты в иностранных банках для погашения своих военных долгов. Это создало весьма прибыльный рынок в заумной области, в которой он разбирался не хуже любого американца. Под его руководством американские банки начали инвестировать в банки Германии, а также кредитовать немецкие коммунальные предприятия, частные фирмы, такие как Hansa Steamship Lines, города Берлин, Мюнхен, Ганновер, Франкфурт, Бреслау и Нюрнберг, а также государство Пруссия.
Идея таких кредитов часто исходила не от нуждающихся заемщиков, а от Фостера и его агентов, которые рыскали по Европе и особенно по Германии в поисках мест, где можно выгодно разместить деньги. "Баварская деревушка, которой, как выяснили американские агенты, требовалось около 125 тыс. долларов, была убеждена и в конце концов получила возможность занять на американском рынке 3 млн. долларов", - говорится в одном из исследований, посвященных этой практике. Американские банки узнали, сколько денег они могут заработать, предоставляя кредиты за рубежом. Фостер преуспевал, связывая их с заемщиками.
В своем письме Джанет в 1911 г., сообщая радостную новость о том, что Sullivan & Cromwell приняла его, Фостер предсказал, что вскоре сам будет нанимать новых юристов для фирмы, что и произошло вскоре после того, как он стал управляющим партнером. Двое из первых кандидатов, которых он рассматривал, в дальнейшем сыграли важную роль в жизни Америки. Одним из них был выпускник Колумбийской школы права Уильям О. Дуглас. Позже, когда Дуглас стал председателем Комиссии по ценным бумагам и биржам, а затем судьей Верховного суда, Фостер говорил, что отказал Дугласу, потому что тот показался ему недостаточно острым. Дуглас рассказывал эту историю по-другому.
"Я видел Джона Фостера Даллеса и решил отказаться от него из-за его понтов", - писал он в своих мемуарах. "Он показался мне высокопоставленным церковником, желающим кого-то использовать. На самом деле, я был настолько поражен напыщенностью Даллеса, что когда он помог мне надеть пальто, когда я выходил из офиса, я повернулся и дал ему четверть чаевых".
Фостер и Дуглас были совершенно разными американцами. Под их столкновением скрывались противоположные взгляды на то, как должно быть устроено право, как Соединенные Штаты должны действовать в мире и, в конечном счете, как должна быть прожита жизнь. Фостер был замкнутым патрицием, разбогатевшим благодаря обслуживанию самых могущественных корпораций и банковских домов Америки. Дуглас был страстным иконоборцем, симпатизировавшим отстающим и восхищавшимся чужими культурами. Один из них придерживался религиозных и политических убеждений, не любил потрясений и смотрел на мир из отделанных панелями апартаментов в Нью-Йорке, Вашингтоне и европейских столицах. Другой отвергал догмы, познавал мир, путешествуя по труднодоступным местам, и считал, что США должны подходить к другим странам "со смирением" и позволять им решать свои проблемы "по-своему".
"Я не уверен, что хочу попасть в рай", - размышлял Дуглас в конце жизни. "Боюсь, что там я могу встретить Джона Фостера Даллеса".
Вскоре после странной встречи Фостера с Дугласом он провел собеседование с другим перспективным юристом на должность в Sullivan & Cromwell. Этот юрист не мог сравниться с Дугласом по уровню юридического мышления - ему потребовалось три попытки сдать экзамен на адвоката, - но зато у него был другой плюс. Он был братом Фостера.
Аллен стремился получить диплом юриста в надежде, что он откроет перед ним новые горизонты на дипломатической службе. Однако после получения диплома ему предложили лишь должность в Китае с годовым окладом 8000 долл. Он обратился за советом к старшему брату, и у Фостера сразу же возникло предложение: уйти с дипломатической службы и поступить на работу в компанию Sullivan & Cromwell. Его зарплата будет значительно выше той, которую обычно получали начинающие юристы, а также появятся другие возможности для обогащения. Аллен согласился и в октябре 1926 г. стал сотрудником фирмы. Завершение десятилетней карьеры в Государственном департаменте было, как он писал своему другу, "чрезвычайно трудным решением". Он понимал, что вступает в морально-этические сумерки.