В ответ на взрывы тотчас же оживают новые огневые точки немцев. Уже бьет добрый десяток пулеметов и даже 47-миллиметровая пушка.
Евгений с ребятами в огненном мешке. Сейчас поднимется луна — и немцы перебьют их, как куропаток.
Пулеметы неистовствуют. Рядом с Евгением громко вскрикивает Шура Сидоренко, голубоглазый веселый юноша, и затихает. А ракеты всё рвутся и рвутся в темном небе и ослепительным светом заливают эти проклятые холмы.
Жить осталось недолго…
И вдруг — бывают же минуты неожиданного счастья! — стрельба стихает. Последний раз взвивается в небо ракета. Последний раз тявкает дежурный пулемет.
Тишина. Медлить нельзя. Пусть эта тишина — ловушка, но надо попытаться вырваться из мешка.
Евгений с ребятами ползет обратно. Невероятно трудно тащить тело Сидоренко. Но бросить его нельзя: таков уж закон в отряде — не оставлять врагу даже трупа товарища.
Евгений каждую минуту ждет какого-нибудь сюрприза. Но дзоты молчат. Уже остался позади створ подковы, уже Иван Тихонович обнимает Евгения, а тот все еще не может понять, почему же немцы их выпустили.
Надо уходить. Итти старым путем нельзя. Остается только путь через горы.
Партизаны быстро роют могилу для Сидоренко и молча хоронят погибшего товарища.
Поднимается луна. Отряд цепочкой уходит в горы.
Иван Тихонович мрачен: только он один знает, каким тяжелым будет их путь по козьим тропам.
ОТРЯД В МЕШКЕ
Они устали так, что казалось, нет большего счастья, как лечь навзничь и лежать, лежать неподвижно, вытянув тяжелые, как свинец, ноги, широко раскинув натруженные руки.
Позади остался тяжелый бой у подковы дзотов и страшный переход по горным кручам. Многих этот путь основательно потрепал. Пришлось спуститься ниже, на пологий склон, и лечь здесь, на невысокой горке, среди лесной поляны. Вокруг стоят старые разлапистые сосны. Пряно пахнут в густой траве какие-то большие розовые цветы. И ласково поет река внизу.
Люди спят. На высокой столетней сосне сидит Валерий. Перед ним, как на ладони, далеко, до самого края небес, лежит его родная кубанская земля. Белеют станицы. Над ними, как острые казацкие пики, поднимаются в горячее небо пирамидальные тополя. И все это трепещет в призрачном мареве знойного полдня.
Всю дорогу Валерий шел молодцом. И только сейчас почувствовал, как мучительно устал. Уснуть бы! Но спать нельзя: внизу, у реки, должны быть немецкие засады, и Евгений Петрович строго-настрого приказал смотреть и слушать.
Жарко. Пересохло горло. Болят глаза от этого неуемного солнца. Болит все тело. Особенно ноги — их никак не вытянешь на сосне.
Валерий садится поудобнее, обнимает корявый сук, прислоняется к стволу.
Пахнет смолой, лесом, солнцем. Щебечут, перекликаются лесные птицы на деревьях. Поет река.
Валерий дремлет. В голове — обрывки воспоминаний…
Вот он сидит на берегу с удочкой. Река гладкая, тускло-серебристая. Течение ее почти неуловимо. Дрогнул поплавок. И снова замер. А струи бегут и бегут и ласково колеблют маленький красный поплавок. В воде, пронизанной солнцем, видно, как стая рыбок подходит к наживке. Они всё ближе, ближе… И вот уже нет рыбок, нет поплавка, нет реки. Валерий сидит на парте. Контрольная по алгебре. Задача на бином Ньютона — та самая, что была в апреле, несколько месяцев назад. Длинные ряды букв…
Неожиданно над головой застрекотала, захлопала крыльями сойка, пересела выше и снова тревожно застрекотала.
Валерий насторожился.
Тишина. Спокойно перекликаются птицы.
Зря заволновалась непоседливая птица, только дрёму спугнула.
Но не сидится сойке: Валерий опять слышит громкий стрекот, трепыханье крыльев.
На той стороне поляны чуть шевелится куст шиповника. Отодвигается ветка, и в густой, сочной зелени появляется лицо немца: белесые глаза, нос в веснушках, выцветшие брови.
Валерий осторожно поднимает карабин, кладет дуло на сук, ловит на мушку врага.
Но стрелять нельзя. Надо ждать.
Немец до пояса высовывается из куста и зорко осматривает поляну. Снизу он не может заметить партизан, что лежат на горке в густой, высокой траве.
Он смотрит минуту, другую. Подает знак. На поляну выползают пятеро фрицев.
Медлить нельзя. Валерий быстро спускается с сосны и крадется по траве.
— Евгений Петрович, на поляне немцы!
— Буди всех. Только тихо. И — в цепь…
Недвижно лежат партизаны в траве. Справа, чуть поодаль от них, за стволом древней сосны, Евгений приготовил гранаты, вложил в них запалы, вынул патроны из запасной сумки — дело обещает быть жарким.