Дорога становится все круче. Усталые лошади идут шагом. Спешиваемся и ведем лошадей под уздцы.
Спускаются сумерки. А тропа все круче, все извилистее.
Неожиданно из кустов прямо на нас выскакивают злые лохматые кавказские овчарки: мы добрались наконец до пастбища соседнего партизанского отряда.
Наскоро выпив по кружке горячего чая, закусив ломтями кукурузного хлеба, снова уходим в темноту.
Ночь безлунна. Не видно даже крупа лошади, идущей в двух шагах передо мной. Под ногами рытвины, ямы, камни, стволы упавших деревьев.
Переваливаем через гору Афипс. Начинается спуск. Идем медленно, держа лошадей под уздцы.
Перед нами крутой, почти отвесный обрыв. Под ним наше пастбище, где прошлой ночью похитили Лусту. Но в эту кромешную тьму спускаться немыслимо.
Решаем заночевать. Ложимся тут же, на земле, подстелив одеяла. Выставляем караул.
Меня будит Геня:
— Папа, вставай, светает…
Осторожно спускаемся с обрыва.
Наконец мы на месте происшествия. Ясно видна помятая трава. Но крови нет: Лусту взяли живым.
Внимательно рассматриваем следы. Их много на траве, на песке, на влажной глине у ручейка — отчетливые, ясные отпечатки подошв, подбитых гвоздями с широкой шляпкой.
— Немцы, — уверенно говорит Мусьяченко.
У ручья следы исчезают. Будто здесь грабители поднялись на воздух, захватив с собой и Лусту и коров!
Снова лазаем по кустам, вдоль ручья, у обрыва — ничего. Но Мусьяченко не отчаивается:
— Найдем. Быть того не может, чтобы следов на земле не оставили.
Поиски длятся добрых полчаса. Геня нервничает:
— Папа, они никуда не ушли. Они где-то здесь, в кустах.
С обрыва скатывается камень. За ним второй, третий.
Мы быстро ложимся в густую, высокую траву. Неужели Геня прав и грабители тут, рядом?
Но сверху раздается знакомый треск цикады: это наши дают знать о себе. И через несколько минут на поляну спускаются четверо моряков и трое партизан во главе с Куцем.
Они встретились за Большими Волчьими Воротами. Наши ехали верхом. Моряки, положив на лошадей оружие и заплечные мешки, бежали рядом, держась за стремена.
Снова начинаются поиски следов. И снова никакого результата.
— Нашел! — кричит наконец Мусьяченко.
Он стоит на берегу ручья. У его ног еле заметные следы. Он смотрит на них и говорит уверенно, будто читает раскрытую книгу:
— Войдя в ручей, грабители долго шли по воде, чтобы сбить нас с толку. Здесь они вышли на берег. Их примерно человек пятнадцать-семнадцать. Ходить по-партизански — след в след — не умеют. Среди них идет Луста — вот отпечаток его сапог. Ступает уверенно и твердо — не ранен, значит, наш Леонид Федорович.
— Ну, теперь все в порядке! — радуется Геня.
— Не очень. Эта тропа идет к Холодной Щели. Если они доберутся до нее, их оттуда не выкуришь.
Решаем: моряки идут по следам; Куц во главе трех партизан сворачивает влево, чтобы закрыть дорогу грабителям в Улановку; моя группа, справа огибая тропу, должна опередить врагов и закупорить вход в Холодную Щель.
ХОЛОДНАЯ ЩЕЛЬ
Застоявшиеся кони берут с места быстрым наметом. Узкая тропка, то взбираясь на холмы, то круто спускаясь, вьется между деревьями; временами она огибает скалы.
Мчимся уже около двух часов. Моя рыжая лошаденка вся потемнела от пота и тяжело дышит.
Мы вырываемся наконец на открытую поляну, со всех сторон окаймленную кустами. Вдали перед нами узкий вход в ущелье, заросший орешником.
— Холодная Щель! — кричит Мусьяченко.
Мы мчимся через поляну. Я вижу, как Геня на полном скаку придерживает лошадь, внимательно всматриваясь во что-то темное На тропе: на желтом песке в открытой кобуре лежит револьвер.
— Вперед, Геня! Вперед!.. Ловушка!
Геня резко бросает коня в сторону.
Слева из кустов грохают выстрелы. Пули жужжат над головой.
Мы карьером несемся вперед. Пули попрежнему жужжат. Враги явно бьют по всадникам — им нужны наши кони.
В орешнике, у входа в Холодную Щель, соскакиваем на землю и кладем лошадей. Умные кони замирают, вытянув ноги и спрятав головы за камни. Мы ложимся за лошадьми и по очереди бьем по вспышкам выстрелов в темных кустах на той стороне поляны.
Перестрелка длится минут пятнадцать.
Слева вспыхивает частая ружейная стрельба. Это подошла группа Куца и, решив, очевидно, что мы попали в беду, ринулась в атаку.