— Страшно, Андрейка. Ох, как страшно…
Мать долго смотрит в глаза сыну, будто последний раз видит Андрейку, будто на всю жизнь хочет запомнить любимое лицо. Потом медленно, истово крестит сына.
— Старая я, темная, сынок, но если будет нужда, шепни мне, скажи…
В эту ночь Андрей не смыкает глаз.
Он думает об отце, которого еще вчера любил доверчивой детской любовью. И он думает о матери, которую только сегодня впервые по-настоящему увидел.
Станица попрежнему живет своей обычной жизнью. А по вечерам, когда с далеких гор ползут синие сумерки, к дому полицейского подходят ребятишки, еще несколько месяцев назад носившие на шее красный пионерский галстук.
Их встречает тетя Катя — Андрейкина мать.
Она все такая же молчаливая, тихая, неразговорчивая, закутанная в темный старушечий платок. Она берет у ребятишек корзины — в них лежат яблоки, иногда яйца или просто свежее душистое сено.
Тетя Катя несет корзины в сарай. На дне корзин она находит желтоватые брусочки, похожие на мыло, какие-то капсюли.
Все это она осторожно складывает в дальний угол сарая, где лежат старые хомуты, ржавые ободья для колес, поломанные лопаты, тряпье.
— Завтра еще принесем, тетя Катя, — шепчут ребятишки.
Глухой ночью на маленьком мостике у самой станции взлетает на воздух поезд с немецкими автоматчиками.
Два дня фашисты прочесывают лес и кусты у станицы, обыскивают все вокруг. Тридцать солдат из железнодорожной охраны, не сумевших уберечь важный воинский эшелон, расстреляны. Но никому из немцев не приходит в голову, что эти босоногие ребятишки, у которых одна забота — голуби, лапта, удочки, — рискуя жизнью, выкрали тол, взрыватели, капсюли, снесли все это тете Кате и что в сарае у полицейского еще и сейчас лежит добрый запас взрывчатки.
Через несколько дней новый взрыв гремит над Северской: все на том же мостике взлетает на воздух состав с боеприпасами.
Он рвется не сразу: один за другим, как гигантское эхо в горах, ухают взрывы, далеко разбрасывая горящие доски вагонов.
Зарево полыхает над станицей. А в тенистом саду у забора стоит тетя Катя. Широким крестным знамением осеняет она далекие темные горы. В ее глазах — сияющая гордость за сына.
— Храни тебя господь, Андрейка мой… Родимый мой…
Так открывается счет мести. Но это — только начало. И летят на воздух новые поезда, рвутся машины, падают фермы мостов, бесследно исчезают фашистские заставы, горят нефтяные амбары Калужских промыслов, подожженные Мурой Янукевич, Павлик взрывает склад у разъезда Энем, Мусьяченко рвет электростанцию…
ПАРТИЗАНСКИЙ ВУЗ
В ноябре осуществляется мечта Евгения: в нашей «фактории» на Планческой создается школа минеров. Она расположена в бараке. «Студенты» чинно сидят за столом, разложив перед собой тетради, и внимательно слушают Ветлугина. Когда им задают вопросы, они встают, по старой школьной привычке: большинство «студентов» — молодежь школьного возраста. Среди них есть и пожилые инженеры, но и они подчиняются общим правилам и так же почтительно встают, отвечая на вопросы.
Иногда во время лекции на Планческую налетают самолеты и сбрасывают бомбы. Жалобно дребезжат окна. Дрожат стены нашего «учебного корпуса». Но Ветлугин продолжает спокойно чертить на доске схему минирования моста. Занятия не прерываются.
Пройдя теоретический курс, наши ученики выходят на минодром — специально оборудованную площадку у реки. Здесь есть все, с чем придется встречаться минеру на операциях: и участки железной дороги, и шоссе, и река с камнями, и нависшие скалы, и мост через реку.
Практическими работами руководит Степан Сергеевич Еременко. Помню, однажды он «начудил», как говаривал когда-то Геня.
…Идут обычные практические занятия в нашей минной школе. Степан Сергеевич принес с собой гранату «РДГ» и объясняет ее устройство. Курсанты сидят за столом и внимательно слушают. Все идет нормально.
И вдруг, увлекшись, Степан Сергеевич нечаянно спускает ударник. Он растерянно смотрит на курсантов. Сейчас будет взрыв — он может уничтожить всех, кто сидит в этой комнате.
Курсанты бросаются к дверям. В дверях — пробка. И только один Павлик спокойно берет гранату и швыряет в окно.
Слышится звон разбиваемого стекла и взрыв капсюля.
— Занять места! Принести гранату! — приказывает Еременко.
Сконфуженные курсанты садятся за стол.
— Я хотел проверить вашу выдержку, товарищи, — сухо говорит Степан Сергеевич, — ту самую выдержку и хладнокровие, которыми должен обладать настоящий минер-диверсант. Этой выдержки у вас нет. Только один Павлик оказался достаточно хладнокровным и не растерялся. Плохо, товарищи…