Открываю дверь и вижу: друг против друга сидят два почтенных инженера — главный механик комбината Терентий Николаевич Ветлугин и механик точных приборов Николай Ефимович Кириченко — и квакают. Против них стоит «лесной профессор» Мусьяченко. Он строг и неумолим.
— Нет, Терентий Николаевич, надо чуть выше и протяжнее: ква-а-а. И запомните: так квакают лягушки только по вечерам, когда назавтра ожидается теплый солнечный день. По утрам же кваканье резче и отрывистее: ква… ква. Да неужели вы сами никогда не подмечали этого?
За лягушечьим кваканьем начинается стрекот сойки, треск цикады и особое кабанье хрюканье: будущие партизаны изучают сигналы в лесу. А потом все тот же Петр Петрович увлекательно рассказывает о кабаньих тропах, о языке следов и своенравии горных речушек. И разгораются горячие споры о партизанской борьбе, о конспирации, об устройстве лагеря, об одежде, обуви, вооружении.
Я сижу в стороне и наблюдаю за Евгением.
Это он заставил бесконечно занятых людей — директоров, инженеров, хозяйственников, научных работников — стрекотать, как стрекочут сойки, чмокать и хрюкать по-кабаньи. Но если любому из них сказать, что он явился сюда по чьему-то приказу, он искренне удивится. Нет, ему никто не приказывал. Правда, на-днях с ним говорил Евгений: звал зайти после работы в штаб МПВО. Первый раз, конечно, итти не хотелось — тянуло домой, но Евгений звал так весело и радушно и в то же время так настойчиво и требовательно, что отказать было невозможно. И он пришел. Потом охотно приходил всякий раз, когда напоминал ему об этом Евгений. И эти веселые беседы в штабе МПВО незаметно вошли в жизнь.
Я сижу в штабе, наблюдаю, как мягко и умело руководит Евгений подготовкой будущих партизан, и ловлю себя на том, что горжусь сыном.
Да, на его долю выпало тяжелое детство: переезд в Петроград из Невьянска на Урале, где мы с женой были в ссылке, из Петрограда на Волгу, голод, осада Царицына и страшный путь с матерью ко мне вдоль Дона. Маленький Евгений на всю жизнь запомнил, как рвались снаряды у его вагона, как страшно кричала на снегу раненая женщина.
Кончилась гражданская война — и снова кочевая жизнь: меня, директора военных заводов, перебрасывают из Армавира в Майкоп, из Майкопа в Краснодар.
Евгений становится не по летам серьезным мальчиком, молчаливым, настойчивым, упорным. Но он бесконечно ласков с матерью, трогательно любит малышей, готов часами ухаживать за больной собачонкой, подобранной на улице, и с кулаками бросается на здоровенного ломового, ударившего кнутом измученную клячу.
Его дружба крепка и требовательна. За товарища он пойдет на смерть. Но если друг струсит, совершит нечестный поступок, Евгений неумолим: никакие слезы, никакие посулы не изменят его сурового приговора.
Мой Евгений страстный книголюб. В детстве он запоем читал все, что попадалось под руку. «Мальчик с книжкой» — называли его знакомые.
В 1931 году Евгений блестяще кончает среднюю школу и поступает сразу на второй курс механического факультета Химико-технологического института. Он самый молодой студент — ему всего лишь шестнадцать лет. Но в первый же год он отлично сдает экзамены за два курса. О нем с восторгом говорят профессора. Им гордится институт.
Евгений заканчивает институт, когда ему едва исполняется двадцать один год. Перед ним, инженером, встает выбор: должность администратора на большом заводе в Новосибирске или место конструктора на комбинате «Главмаргарин» в Краснодаре.
Евгений выбирает второе: он хочет изобретать, творить, конструировать. И он не желает расставаться с Кубанью.
— Что может быть лучше моей Кубани? — говорит он. — Ее золотых полей, белых хат, тополей, ее высокого неба и синих гор на горизонте… Нет, я никуда не уеду. Здесь началась моя сознательная жизнь, здесь я и буду работать.
В 1939 году Евгений с гордостью показывает своим друзьям только что полученный им партийный билет.
Хороший у меня сын…
Сейчас Евгений занят сверх всякой меры. Весь день — на комбинате. Ночью — в штабе МПВО. К тому же где-то надо раздобыть оружие, одежду, обувь, лекарства, продовольствие и несчетное количество всяких мелочей: в горах ничего не купишь.
Штаб МПВО комбината становится партизанским штабом. Это выходит как-то само собой: Евгений — начальник обоих штабов.
На комбинате наши ночные сборища никого не удивляют: почти все мы, как бойцы групп местной противовоздушной обороны, находимся на казарменном положении. Что же странного в том, что из ночи в ночь мы собираемся в штабе МПВО?