Братья знали, что сказочными сюжетами богаты все народы всех эпох, они распространены не только в Европе, но и у народов с менее развитой культурой — например, в Африке.
Выражаясь образно, они говорили, что поэзия сказок «происходит из того вечного источника, который покрывает росой все живое, и даже одна-единственная его капля, удерживаемая крохотным листочком на дереве, может сиять всеми цветами радуги в лучах утренней зари». Братья, конечно же, понимали, что своим сборником сказок они открыли людям то прекрасное, ценное, что есть у каждого народа. Предисловие к сборнику они закончили такими словами: «Мы передаем эту книгу в доброжелательные руки, думая при этом о великой и доброй силе, заключенной в них, и хотим, чтобы она не попала к тем, кто не желает дать даже эти крохи поэзии бедным и слабым».
После Лейпцигской битвы
Вскоре после выхода в свет первого тома «Сказок» братья Гримм начали собирать материал для второго. Работать в тиши кабинета, за письменным столом, было их единственным желанием.
Шел 1813 год. Позади пожар в Москве — поражение Наполеона, но пока еще нельзя было сказать, что звезда его закатилась навсегда. Весной Наполеон вновь одерживает победы при Грос-Гёршене и Баутцене.
Братья Гримм научились уже воспринимать внешние события с определенным хладнокровием. Выполняя свою ежедневную работу как обязательно поставленную задачу, они видели в этом творческом постоянстве глубокий смысл. И хотя дальнейший ход сражений был неясен, Вильгельм писал другу юности Паулю Виганду: «Мы, как странники, пережили одно за другим дождь, бурю, солнечные дни, и, когда облака закрывали горы, мы все равно были уверены, что над ними светит солнце; а когда оно взойдет — это в руках божьих. И мы продолжаем работать; и нет в этой жизни лучшей работы, чем наша».
Еще до октябрьских дней у Лейпцига, когда союзные войска оттеснили французов на запад, существование Вестфальского королевства оказалось под угрозой. В один из последних сентябрьских дней в Кассель ворвался русский генерал со своими казаками. Брат Наполеона король Жером поспешно бежал. Едва русские покинули город, с подкреплением возвратился Жером, считавший, что не все еще потеряно. Но вскоре король почувствовал, что долго ему здесь не продержаться, а потому решил захватить с собой за Рейн хотя бы произведения искусства и другие ценности.
Якоб Гримм как королевский библиотекарь получил приказ «упаковать находящиеся в Касселе и Вильгельмсхёе наиболее ценные книги для отправки во Францию». Вместе с секретарем кабинета Брюгьером, весьма образованным человеком, он поехал в замок Вильгельмсхёе, чтобы попытаться спасти хоть часть книг для Гессена. Но приказ был строг, и даже Брюгьер не мог его отменить. Приказа же упаковывать рукописи не было. Эти манускрипты имели локальную ценность, относились к истории Гессена и не представляли для короля Жерома какого-либо интереса. Остальные книги упаковали и увезли в Париж. В 1814 году, после успешного наступления коалиционных войск, книги вернулись в Кассель.
Вестфальское королевство доживало последние дни. Государственная власть приходила в упадок, порядок соблюдался лишь внешне. Весть о победе союзников в «битве народов» при Лейпциге 16—19 октября быстро достигла города. Жером в целях поддержания престижа решил еще раз публично продемонстрировать прочность королевских позиций в Касселе: нарочито медленно проскакал он по улицам города в сопровождении блестящего эскорта. «На его желтоватом, по-итальянски тонком лице, — писал Вильгельм Гримм, свидетель спектакля, — лежала печать искусственной холодности, а всем своим видом выражал он заботу о собственной внешности. Он отдавал приказы и снова отворачивался с совершенно отсутствующим взглядом. По-видимому, ему было досадно терять так легко доставшуюся корону. Он, конечно, не хотел намеренно доставлять неприятности своим подданным, но не испытывал к ним и добрых чувств; а потому, наверное, не мог по-настоящему ощутить эту боль, тем более что он привык к переменам судьбы».
Окончательное бегство Жерома 26 октября имело для Якоба и неприятные последствия — он остался без постоянного места работы.
21 ноября 1813 года после семилетней ссылки курфюрст Вильгельм I возвратился в Кассель. «Долгожданное возвращение старого курфюрста, на которое почти не надеялись, — писал Якоб Гримм, — сопровождалось неописуемым ликованием; моя радость была не меньше — я вновь увидел дорогую тетушку в свите курфюрстины, которую однажды навестил в Готе. Мы бежали по улицам за открытым экипажем; увешанным гирляндами цветов». Не меньший восторг испытывал и Вильгельм: «Восстановление Гессена было отпраздновано с самой искренней радостью, я никогда не видел ничего более трогательного и захватывающего, чем торжественный въезд княжеской фамилии. Люди везли экипаж не в порыве минутного энтузиазма, а так, как будто на родину возвращалось нечто исключительно дорогое и близкое, по которому все истосковались. В этот момент мне казалось, что нет такой надежды, которая в будущем не исполнилась бы».
В первые дни Якоб еще не мог рассчитывать на службу у курфюрста придворным библиотекарем с хорошим жалованьем, но, по крайней мере, имел достаточно оснований полагать, что находится «на хорошем счету» при дворе курфюрста, а потому вправе претендовать на какую-либо работу. Продвигавшимся армиям союзников требовались не только солдаты, но и дипломаты. Здесь-то и можно было использовать Якоба Гримма — находчивого молодого человека, прекрасно говорившего по-французски. Что ж, надо отложить научную работу в сторону и попробовать себя на дипломатическом поприще, тем более здоровье позволяло это, чего никак нельзя было сказать о Вильгельме, которому оставалось одно — самостоятельно продолжать начатые совместно исследования.
16 декабря 1813 года Якоб направил своему сюзерену следующее прошение: «В надежде, что в теперешних условиях я более всего был бы полезен отечеству на дипломатическом поприще, и полагая, что благодаря старательному изучению истории являюсь более-менее подготовленным для этого, я осмеливаюсь просить Вашу светлость милостиво предоставить мне место секретаря посольства».
23 декабря Якоб был назначен секретарем посольства. Через несколько дней ему предстояло сопровождать гессенского посланника графа Келлера в ставку союзных войск. Времени было мало, и он оставил личные вещи «в полном беспорядке». Якоб ступил на совершенно новое для себя поле деятельности. Вильгельм с сестрой Лоттой оставались дома в Касселе. Младшие братья Людвиг Эмиль и Карл ушли добровольцами на войну против Франции.
После того как Наполеон отклонил мирное предложение, гарантировавшее ему границу по Рейну, союзники повели наступление. Большая часть войск под командованием Шварценберга форсировала Рейн у Базеля, генерал Блюхер перешел реку в ее среднем течении у Кауба и Кобленца, Бюлов вел наступательные бои с Северной армией у Мааса. Через три месяца успешно продвигавшиеся полки стояли уже у ворот французской столицы. 31 марта 1814 года союзники вошли в Париж, 6 апреля в Фонтенбло Наполеон отрекся от престола. Его резиденцией был определен остров Эльба, по существу же он стал местом ссылки, где для свергнутого императора исключалось всякое участие в событиях мировой истории. 30 мая того же года в Париже был подписан первый мирный договор, восстановивший границы Франции 1792 года, то есть донаполеоновской эпохи.
Что же произошло в жизни Якоба за эти несколько месяцев? Как сложились его отношения с новым начальством?
Посланник граф Келлер, по словам Якоба, «не был урожденным гессенцем. Это был уже пожилой, добродушный, иногда своенравный, вспыльчивый человек, которому не хватало настоящей гессенской закваски. Но, — добавлял Якоб, — кто бы стал в то необыкновенное время обращать внимание на каждый всплеск его характера?» Из Касселя вначале Якоб поехал в Марбург. Он прибыл туда в 11 часов вечера последнего дня 1813 года и с удивлением увидел, что теперь в старых переулках, так хорошо знакомых ему еще со студенческих времен, горели фонари. Сопровождаемый мерцанием фонарей Якоб к полуночи добрался до гостиницы. Всюду его окружали ликующие люди. Ивот новогодний салют известил о том, что наступил новый, 1814 год. Люди верили, что это будет счастливый год.