Г. Шевченко
Ханау, первые впечатления
Со смертью австрийской императрицы Марии-Терезии в 1780 году и кончиной ее врага и союзника короля прусского Фридриха Великого в 1786-м завершилась целая эпоха. На немецкой земле эта эпоха оставила крупные политические образования — австрийские и прусские земли-провинции, а вместе с ними и многочисленные мелкие княжества, на тронах которых величественно восседали сиятельные самодержцы. Они все еще пытались подражать блеску французских королей, хотя на Францию уже грозно надвигалась революция.
Сочинения Вольтера, Монтескье и Руссо становились огненным знамением новой эры. Крамольные книги, открыто направленные против княжеского самовластия, произвола и деспотизма, появляются и в Германии. «Эмилия Галотти» Лессинга, «Разбойники» Шиллера, произведения молодого Гёте, Гердера вносят в затхлую атмосферу феодальной Германии свежий дух бунтарства и брожения, будоражат умы и сердца, восприимчивые к идеям равенства и свободы. Барометр истории показывал бурю.
В это смутное время, за несколько лет до начала французской революции, родились братья Гримм. Родиной семьи Гриммов была земля Гессен, точнее — бывшее княжество Ханау. Здесь еще в 1650 году их предок Иоганн Гримм служил смотрителем почтовой станции «У белых коней». Прадед и дед братьев были священниками кальвинистской церкви на земле Гессен. Отец, Филипп Вильгельм Гримм, родившийся в 1751 году, предпочел юридическую карьеру. Начав как адвокат, затем становится «княжеским городским и земским писарем» в Ханау. В 1783 году он сочетался браком с Доротеей Циммер, происходившей из семьи юристов.
4 января 1785 года у Доротеи Циммер и Филиппа Вильгельма Гримма в Ханау родился Якоб Гримм, а через год, 24 февраля 1786 года, на свет появился его брат Вильгельм.
Семья Гриммов увеличивалась — родились еще братья Карл, Фердинанд и Людвиг Эмиль, ставший впоследствии известным художником.
На улицах французской столицы гремела «Марсельеза», штурмовали Бастилию, а маленький гессенский городишко, казалось, был надежно защищен от невзгод. Бурные события, сметавшие все на своем пути, пока еще не вторглись в детскую семьи Гриммов. В идиллической атмосфере этого немецкого городка все выглядело так, будто окружающий мир был в полном порядке. Управление велось по старинке, но средние слои были довольны своей жизнью. Среди соседей-мещан не было ни чрезмерно большого достатка, ни гнетущей тяжелой нужды. Для этих трудолюбивых и жизнерадостных людей семья по-прежнему была центром жизни. Дети с самого начала познавали цену скромного существования, гордились тем, что заработано своим трудом.
Якоб и Вильгельм, конечно, не сохранили воспоминаний о доме на главной площади в Ханау, в котором они родились. Ведь родители вскоре переехали в другой дом, недалеко от городской ратуши, в Длинном переулке. Для детей именно этот дом стал родным. Здесь они играли: Вильгельм прятался наверху, в гостиной, служившей одновременно столовой, но Якоб быстро отыскивал его, а затем они выскакивали в тесный двор, где прислуга распиливала дрова.
Зимой в гостиной уютно потрескивал огонь в камине, мать неторопливо и с удовольствием мыла детей теплой водой, сладковато пахнувшей вином, но братьям эта процедура была совсем не по душе. Вот весной намного лучше: опять можно распахнуть окно прямо в переулок и бросить малышам мяч. На крышах соседних домов играет солнце. Мать стоит у окна и с интересом наблюдает за происходящим на улице.
По праздничным дням, бывало, мать надевала на Якоба фиолетовый камзол с кружевным воротником и зеленым шарфом; Вильгельма облачали в белое платье с красной лентой, волосы завивали. Что и говорить, братья восторга при этом не испытывали.
Куда приятней была им простая куртка и полная свобода бегать и прыгать в соседнем саду. Тянуло их в мастерскую перчаточника на другой стороне улицы.
С ранних лет начались первые совместные уроки Якоба и Вильгельма. Взявшись за руки, они шли в сопровождении служанки через рынок Нового города к учителю французского языка. По дороге иногда останавливались и с любопытством смотрели на флюгер — золотой петушок, вращавшийся на острие колокольни. Вместе ходили и к родственникам. Недалеко от них жила сестра отца — бездетная вдова. Именно тетя Шлеммер обучила детей азбуке, читала с ними катехизис и познакомила их с основами счета. Уже тогда ее поражало, с каким вниманием Якоб воспринимал все наставления и как быстро научился читать и считать.
Несколько раз в неделю братья навещали дедушку с бабушкой. Дедушка Циммер был советником канцелярии в отставке. Во время Семилетней войны ему пришлось многое пережить, что и определило его взгляды на жизнь, сделало его мягким и доброжелательным. Внуки радовали дедушку — способные. И уж как он удивился, когда Якоб однажды прочел вслух статью из газеты. В другой раз, когда Якоб, взобравшись на стул, начал читать проповедь, советник улыбнулся — мальчик, наверное, станет, как и его предки, священником-кальвинистом.
В Ханау, в привычном кругу люди чувствовали себя уютно и в безопасности. И когда зимой вместе с отцом дети ехали в санях по заснеженной дороге через голый лес, и когда в жарко натопленном деревянном доме при свете горящих свечей слушали, как отец решал с крестьянами юридические вопросы, и когда потом, вечером, в темноте возвращались в Ханау — это было счастливое возвращение в родной дом, с которым, казалось, ничто не могло сделать грозное время.
Но однажды мирная жизнь этих людей была нарушена. На императорский престол вступил Леопольд II. Гессенский ландграф собрал в окрестностях Франкфурта крупное войско для охраны императора. Семья Гриммов направилась в экипаже к военному лагерю, чтобы полюбоваться парадом войск. Малыши с любопытством смотрели на проходившие маршем полки. Как четко печатают шаг! Как блестят ружья на солнце! А когда загрохотали пушки, экипаж задрожал. То было настоящее представление! Дети наслаждались великолепным спектаклем. Разве могли они знать тогда, что вскоре эта игра превратится в чреватую смертельной опасностью действительность? Даже взрослые вряд ли думали о том, какие события назревали в далекой французской столице. Мало ли о чем там кричали якобинцы! Король все еще сидел на своем троне, и пока никто не знал, как широко разгорится пожар революции. Это был 1790 год.
Штайнау, детство
Якобу Гримму было шесть, когда отца назначили управителем и судьей в его родной Штайнау, расположенный неподалеку от Ханау, в верхнем течении реки Кинциг, среди лесистых отрогов Шпессарта, Фогельсберга и Рёна.
И вот весной 1791 года, громыхая по неровной дороге, медленно тащился запряженный лошадьми экипаж. За окнами проплывает цветущий боярышник. Луга по берегам говорливого Кинцига покрыты свежей зеленью. Дети с любопытством высовывались из кареты. Вильгельм, сидевший на сундучке у ног матери, весь вытягивался в надежде что-нибудь углядеть. Наконец показался приветливый Штайнау, окруженный венцом гор и лугов. Даже дождь в этот момент не мог бы испортить им радость встречи. Дым поднимался над красными крышами и таял, не долетая до колоколен.
Возле дома управителя карета остановилась. Пока отец нетерпеливо и не без гордости открывал ворота своей будущей резиденции, мать помогала ребятишкам благополучно выбраться из экипажа. Самому маленькому, годовалому Людвигу Эмилю, помощь материнских рук была особенно необходима.
У парадной лестницы солидного, выстроенного из камня здания стояли две липы. Первый этаж, выложенный из крупных тесаных блоков, смотрел на улицу сводчатыми окнами. Над ним располагался второй этаж, фахверковая конструкция16 которого держалась на несущих консолях разной формы. С парадной стороны через круглую башню можно было попасть в комнату, где управитель решал судебные дела. Дом оказался большим и просторным. Столь же просторным был и двор, несмотря на амбар, конюшню и коровник, дровяной сарай и разный инвентарь.
Папаша Гримм был счастлив, что перебрался сюда со своей семьей. Ведь Штайнау не был глухим местечком: расположенный на оживленной дороге из Франкфурта в Лейпциг, он был связан со всем тогдашним миром. На протяжении пяти лет дом в Штайнау давал приют семье Гриммов.
16
Фахверковая конструкция — дом, стены которого собраны из деревянных балок с заполнением промежутков кирпичом или камнем.