Это ужасно – посвятить чему-то целый год, а потом проиграть.
– Только не щади меня, ладно? – Лицо Джеймсона приняло решительное выражение.
«Старик сразу же поймет».
– Ладно.
Джеймсон прищурился.
– Обещаешь?
Грэйсон провел большим пальцем вдоль лица, от линии роста волос до подбородка.
– Обещаю.
Такое обещание нельзя забрать назад – оно их, и только их.
Джеймсон выдохнул.
– Какое у тебя твое задание на этот год? Что ты должен создать?
Сердце Грэйсона забилось быстрее. Через два дня ему придется показать, насколько за прошедшие двенадцать месяцев он преуспел в развитии своего таланта, и предъявить дедушке выполненное задание.
– Хайку.
Джеймсон наморщил лоб.
– Что?
– Стихотворение. – Грэйсон опустил глаза. – Хайку – это жанр японской поэзии, где каждый стих состоит из трех строк, семнадцати слогов, которые, в свою очередь, делятся на пять в первой и последней строке и семь в средней.
Это определение въелось в его память.
– Семнадцать слогов? – возмутился Джеймсон. – Ты издеваешься? И все?
– Они должны быть идеальными. – Грэйсон заставил себя встретиться взглядом с братом. – Так сказал Старик. У меня нет права на ошибку. Когда у тебя всего три строки, каждое слово должно быть правильным, стоять на своем месте. – Он тяжело сглотнул. – Стих должен быть красивым. Он должен что-то означать. Должен ранить.
– Ранить? – Джеймсон нахмурился.
Рука Грэйсона опустилась в карман, обхватила медальон.
– Когда слова истинны, когда это правильные слова, когда то, что ты говоришь, имеет значение, когда это красиво, совершенно и искренне – это причиняет боль.
Грэйсон достал из кармана медальон и протянул брату.
Джеймсон внимательно осмотрел его.
– Тебе нужно было выгравировать слова самому?
Грэйсон покачал головой.
– Сначала мне нужно было убедиться, что они идеальны. – Он забрал медальон у Джеймсона. – А что насчет тебя? Какое задание получил ты?
– Карточный домик, – ответил Джеймсон с убийственным выражением лица. – Мне пришлось использовать пятьсот карт. Без клея. Вообще без каких бы то ни было связующих материалов. Только карты.
Джеймсон исчез в окне домика на дереве. Грэйсон слышал, как он перемещался по одной из башен, а потом вернулся с навороченным фотоаппаратом.
– Я должен был делать снимки каждый раз, когда все шло хорошо, и каждый раз, когда у меня не получалось.
Семь лет. Пятьсот карт. Грэйсон готов поспорить, что неудач у Джеймсона случилось много. Он протянул руку за фотоаппаратом, и, к его удивлению, брат отдал его. Грэйсон принялся листать фотографии. Сначала Джеймсон пытался строить высокие башни, потом широкие.
За каждым снимком, на котором появлялось что-то прекрасное, шел снимок пола, усыпанного картами. И так очень много раз. Сотни фотографий.
Грэйсон добрался до последнего снимка. Джеймсон построил замок в виде буквы L, высотой в пять этажей, водрузив его вплотную к стенам одной из своих комнат.
– Когда ты закончил? – спросил Грэйсон, не отрывая глаз от последней фотографии.
– Прошлым вечером, – ответил Джеймсон. – Я сделал прорези в полу.
Никаких связующих веществ. Только карты. Но ведь комнату использовать не запрещено? Грэйсон понимал, что все это весьма сомнительно, – и все же!
– Ты сделал прорези в деревянном полу? – переспросил он в благоговейном ужасе.
Старик обожал дом Хоторнов: каждую половицу, каждый светильник, каждую деталь.
– И в стенах, – добавил Джеймсон без капли раскаяния, скрестив руки на груди. – Ты уже решил, что сделаешь с десятью тысячами долларов этого года?
Вкладывай.
– Да, – ответил Грэйсон брату, – а ты?
Джеймсон кивнул. По правилам игры они не должны обсуждать свой выбор.
– Похоже, остается только решить, какой талант мы выберем для развития в следующем году. Я тут подумал… – Джеймсон принял боевую стойку и рубанул руками по воздуху. – Ножевой бой!
Грэйсон посмотрел на камеру. Он подумал о снимках, которые сделал Джеймсон – удачи и промахи, – и его так и подмывало переместить на них фокус, а еще лучше – поймать в кадре карты в момент их падения.
– Фотография.
– Ни за что! – тут же отозвался Джеймсон. – Я в жизни больше не сделаю ни одного снимка!
Грэйсон так и не опускал камеру.
– Делай что хочешь, Джейми. Никто не говорил, чтобы мы выбирали одно и то же.
– Ну и отлично! – объявил Джеймсон. – Тогда я выбираю альпинизм.