Выбрать главу

В чернильной черноте плавали бесчисленные серебристо-изумрудные точки. Искорки то складывались в прихотливые фигуры и конструкции, то изображали броуновское движение. Вместе они слегка зудели, точно далёкий трансформатор.

Вот одна из искорок подплыла к голой ступне Олега и заинтересованно коснулась её. Пятка взорвалась болью — и в чернильную стихию плеснула горячая кровь.

Далёкий трансформатор удивился и загудел на более высокой ноте.

— Что здесь? Что ты такое?

На самом деле никакой прямой речи не было. Олег ощущал требовательные мыслеимпульсы, каждый как отдельный элемент вселенского смысла.

— Где я? Что это вокруг? Почему я здесь оказался?

Великий Реестр с трудом сфокусировался на крохотной песчинке — Олеге.

Того чуть не разорвало в клочья.

Реестр спроецировал перед мысленными образом гостя семь планет, медленно вращавшихся вокруг яркой звезды.

Три планеты погасли, исчезли, испарились.

Олег понял вопрос, от которого у него кровь пошла носом: «Сколько будет, если из семи отнять три?»

— Четыре?

Олег почему-то был уверен, что в реальной вселенной только что бесследно исчезли три планеты. Вот это размах и масштаб! Вот это глобальная несопоставимость смыслов — его и Реестра!

— Верификация пройдена, — дал понять песчинке-Олегу Великий Реестр. Наверное, инсультом и инфарктом одновременно.

Гость увидел нечто, которое понял как «что», потом рассмотрел себя со стороны, потом узнал место, где сейчас пребывал, и наконец — сам себя, который что-то предпринимает.

Безумно заболела голова, готовая тотчас взорваться.

— ЧТО ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ? — столь хитроумным способом поинтересовался Реестр.

— Я не хотел! — заорал Олег, — Я всего лишь глупый гип. Я прыгал к своей сестре! Почему я попал сюда? Где моя сестра?

Реестр как будто бы удивился, отчего (отчего? от ужасного давления несопоставимых масштабов, вот отчего) Олег позорно обдулся. Он парил в кошмарной невесомости, и за ним тянулось свидетельство его слабости, жёлтое облачко мочи, которую шорты, конечно же, не удержали.

Перед Олегом возник фотографический, сотканный из серебристо-изумрудных пылинок, образ его сестры — тот самый, из-под пальмы.

— СЕСТРЫ?

— Где она? — орал Олег, зажимая ладонями уши, — Где она? Отвечай!

Из ушей и носа шла кровь, не каплями, а струями.

Как будто он имел право что-то требовать от этой хтонической силы.

— ОНА? — бомбардировал Реестр гостя очередным ударным мыслеобразом, отчего теперь уже из глаз его стали выплывать капельки крови.

Реестр последовательно продемонстрировал серебристую собаку с изумрудными глазами, недоумённо качавшую вислоухой головой. Сонм серебристо-изумрудных пылинок, окружавших пса, задрожал.

— Я НЕ ЗНАЮ, — понял пантомиму Олег.

— Так кому ж это знать, как не тебе, чертова космическая псина! — заорал Олег и его тут же вырвало желчью. При этом он дополнительно обгадился кровавыми сгустками. Все это шлейфом плыло за ним в невесомости. Неужели так рождаются кометы?

Реестр очень удивился вспышке агрессии от микроскопической пылинки. С ним никто и никогда себя так не вёл, даже Хозяин, который, случалось, наказывал, ну так то Хозяин…

Реестр всмотрелся в странную своенравную пылинку, отчего у Олега лопнул в глазу, наверное, уже миллионный сосуд. Его мутило. Рвать было нечем.

Поэтому Олег просто заплакал в бессильной стариковской манере.

И звездный пёс сделал странное. Он облизал Олега шершавым серебряным языком, отчего тому вдруг стало значительно легче. Олег почувствовал странное вдохновение, которое пощекотало его нутро пузырьками, будто шампанское.

И он начал видеть реестр в цвете и понимать Сущее без мучительных мыслеобразов, бьющих по глазам, отнимающих последнее здоровье.

— Ты ищешь её? — спросил Звездный Пес и показал Олегу фото сестры под пальмой.

— Да! Где она, отвечай!

— Я не знаю.

— Как такое вообще возможно? Ты же мера всего сущего? Ты же сам всё сущее?

— И так бывает, — вздохнул пёс, который вдруг сделался меньше и положил себе на башку правую лапу. Почти как человек. — Но я могу с ней разговаривать. Мне очень одиноко.

— А как давно она здесь? Почему ты не задумываешься, что ей тоже жутко одиноко — в пустоте и неизвестности?..

— Вместе легче. Она очень трепетный собеседник. Так много предугадывает… А как она тут давно? Порой мне кажется, что мы тут были всегда.

— Я могу с ней поговорить? — вскинулся Олег. От резкого движения в невесомости его закрутило вокруг своей оси.

— Не знаю. Могу попробовать.

Перед глазами Олега словно раздвинулось перевёрнутое окошко камеры-обскуры.

Под резным пальмовым листом стоял, устремив упрямый взгляд в бесконечность, перевёрнутый… Олег.

Тот Олег, который застыл в черноте перед экраном, ошарашенно посмотрел на свои руки, и увидел, что руки эти женские, узкие, до боли знакомые.

— Алина? — спросил Олег, взирающий из экрана.

— Олег? — обреченно отозвалась Алина, разглядывающая свои руки в чернильной пустоте.

— И так тоже бывает, — вздохнул Звёздный Пёс.

— Где ты? — зажал двумя пальцами виски Олег.

— Где ты? — всплеснула руками Алина.

— Где я?

— Где я?

Им вдруг пришёл в голову странный образ, что кто-то из них киль, а кто-то — мачта, и они обречены существовать в противоположных стихиях, оторванные друг от друга. Будучи при этом одним целым.

А потом Олега, точно Олега, выплюнуло из Великого Реестра.

Позже удивлённая Елена, которая выслушала сбивчивый рассказ, сообщила, что он был поцелован Реестром и сделался от этого уникальным. Таких… таких в данный момент больше нет.

На вопрос, что это значит, Елена задумалась и ничего не ответила.

Реестр знает.

Наверное.

— Где она? — спросил у себя Старина Ре, — Я и правда не знаю. Но эти двое просто не могут быть рядом! Это слишком противоестественно. И опасно. Да, слишком опасно.

Ты обладаешь

Сердцем из глины.

В дикой вроде не такие живут.

Ты не нужна и дельфинам.

Ты обожаешь

Воду из крана.

Если ты хочешь бывать на плаву,

Не подходи к океанам.

***

Глава 17. Замыкая круг

Олег вышел из «Пищемаркета» с бумажным пакетом, набитым продуктами. Когда он вешал лямки на руль верного «Росинанта», Элиса подала голос:

— Я в курсе твоих похождений с этой Еленой Гутенберг. Которая «полномочный представитель будущего».

— И? — Каспер, зажав велосипедную раму между бёдер, вскрывал энергетический батончик. Упаковка шуршала, но не поддавалась.

— Придумай, как отвадить её от сороковых годов. Она все расклады портит. Иначе я найду других людей, которые решат проблему. Поверь, тебе это не понравится. Котик.

Старый долг

Воронеж-2033, 26 ноября

Поразительно тихими стали города с пришествием электромобилей. Оказывается, вовсе не разноцветные яркие пятна фонарей, реклам и стоп-сигналов выворачивают из горожан душу. Выжигают волю. И даже не смог, который першит в горле. Нет. Тяжелее всего homo urbanicus переносит какофонию из шумов — которые то визжат сиренами, то рокочут двигателями, то сигналят, то издают шинами звук открываемого скотча. Но всегда сливаются в отвратительный ком, который отражается от домов, образует кошмарные звуковые водовороты. И ужас никогда не заканчивается.

От этой перманентной атаки ноги сами несут под защиту герметичных стеклопакетов. В глухую бетонную норку.

Олега Каспера колёса верного «Росинанта» несли прямо под высокий виадук — на редкость тихое местечко. Вот та самая опора, под которой назначено. Выцветшее граффити гласило: «Ссыкуны и шлюхи» и, конечно, было в чём-то право.

Олег спешился, прислонил велосипед к бетону и посмотрел на часы: четверть девятого. Достаточно, чтобы поздненоябрьский город накрыла тьма в бесчисленных пятнышках уличных огней.