Н. АСАДОВА: Два, и в отличие от многих масонов, о которых мы рассказывали, он был человек очень левых взглядов.
Л. МАЦИХ: Ну, левых, не левацких. Он был в каком смысле левый. Он был поклонник политических свобод. И кстати, когда он стал министром юстиции, тем более потом возглавил временное правительство, он все эти свободы осуществил на погибель и своего правительства, и в чем-то на погибель даже и России. Но он считал это своим долгом. Он был человеком обязательств. Иной раз исполнял их, может быть, бездумно. Он не был политиком совсем. Он не умел нарушать данное слово. Он не умел лавировать, не умел искать компромисс, не умел врать на голубом глазу. В этом смысле, во-первых, он был человек убеждений, во-вторых, его левые убеждения состояли в том, что он полагал в полном соответствии с масонскими правилами, что все должны быть дарованы равные права. Например, он настаивал, чтобы сразу после февральской революции был распущен корпус жандармов и полиции. Это было самоубийственное решение.
Н. АСАДОВА: Так же по его приказу возвращены были все не декабристы, все ссыльные, политические.
Л. МАЦИХ: Да, конечно, это шаг хороший. Амнистия была. Но амнистия уголовным. Наводнила страну преступниками. Целая куча уголовной шушеры высыпала на улицы крупных российских городов. Начался настоящий уголовный террор. Это, кстати, подорвало престиж правительства гораздо больше, чем многие внешнеполитические неудачи. Это касалось каждого. Люди боялись в иных местах выйти на улицу. А полицейские были отстранены, а новая, так называемая милиция, это были непрофессионалы, или взяточники, или люди, которые свой район охраняли, до остального им не было дела. Как можно было распускать жандармов, ну, практически контрразведку…
Н. АСАДОВА: И одновременно выпускать уголовников.
Л. МАЦИХ: В воюющей стране. Абсолютно. Это был безумный шаг. Но для Керенского надо понять, он не был безумцем или фразером, он полагал, что если он обещал, он должен обязательно свои обязательства выполнить, он должен свое слово соблюсти. 8часовой рабочий день в условиях воюющей страны с катастрофически низким уровнем производительности труда, но как это возможно. И он столкнулся с ситуацией, когда его обязательства, взятые им на себя, входят в непримиримое противоречие с жизненными условиями.
Н. АСАДОВА: Ну, как я уже сказала, Киренский состоял в партии эсеров, а другие масоны практического толка, они тоже состояли в других разных партиях. Эти партии были представлены в Думе, скажите, они как-то между собой братья масоны, если они состояли в разных партиях, они как-то между собой сотрудничали?
Л. МАЦИХ: Они сотрудничали, но они сотрудничали далеко не так, как это представляют себе глуповатые, недалекие сторонники теории масонского заговора. Они сотрудничали между собой, как члены кабинета, они сотрудничали, как интеллигентные люди, сотрудничали в каком-то смысле, как братья масоны, но это совершенно не отменяло их тактических противоречий. Если бы они действовали, как единая сила, о чем говорят сторонники теории заговора, разве они дали бы себя раздавить за несколько месяцев? В том-то и дело, что этого не было. И виной можно поставить прямо противоположное. У них не было единства. Возможно, если бы они выступали, как братья единым фронтом, как единый кулак, как потом выступили большевики. Не как братья, а как большевики, члены разбойничьей банды, объединенные единой волей и единой целью. То возможно, если бы так выступили интеллигентные приличные образованные люди из Временного правительства, судьба России была бы другой. Но в том-то и дело, что отстаивание их мнений, возможность настоять на своем, стремление быть правым перевешивали в них все соображения государственной необходимости. К великому сожалению, среди них не нашлось лидера. Ни Гучков, ни Милюков, ни Князь Львов, ни сам Керенский на эту роль никак не подходили. Те масоны, которые были в правительстве, а там их было достаточно. Маклаков, Черносвитов и все остальные, они ведь каждый свою партийную линию проводили. А вовсе не масонскую, вовсе не масонскую, в том-то и дело.
Н. АСАДОВА: Керенский стал председателем временного правительства.
Л. МАЦИХ: Ну, не сразу Временное правительство начало с колоссальной эйфории гигантской народной эйфории громадного кредита доверия, который оно в течение полугода абсолютно все потратило. И осталось в полном кризисе еще худшем, чем самодержавие. Дело в том, что среди этих милых, образованных, почтенных людей средний возраст был меньше 50 лет. Образовательный уровень фантастический. Ни в одной стране мира тогда не было столь образованного правительства. Там было два академика, множество профессоров, доктора, специалисты по экономике, праву, политической экономии, философии, желать только можно было о таком правительстве. Но эти люди не имели никогда опыта практического управления. Никогда. Это все были люди кабинетные. А страна нуждалась совершенно в других людях. И они когда вязли кормило власти в свои руки, во-первых, они обнаружили, в каком масштабе было поставлено вранье. Масштаб вранья был ужасен.