После этих слов Максенин усмехнулся, но вскоре вновь принял строгий вид:
– Так, хватит о Стюле. А то ить народ повалит. Переходим к главному. Итак сегодня, как обещал, главную книгу вам приволок. Мне ее не просто было достать. Но большому блату, так сказать…
– Главная книга – это библия что ли?.. – спросил еще один паренек, сидящий с ногами, обутыми в валенки, на застеленной серым одеялом кровати.
– Стремота ты, библия… А впрочем, почему – нет. Да, можно так и сказать. Это – как библия для рабочих. Это даже выше библии, ибо тут без сказок. Тут все одна правда…
Говоря это Максенин вновь стал разворачивать обертку вокруг, по всей видимости, принесенной им книги, судя по толщине, совсем небольшой. Покалеченная правая рука у него постоянно была в черной перчатке, и это слегка затрудняло его действия. Мальчики вокруг следили за его движениями как завороженные, словно присутствовали при каком-то священнодействии. Максенин наконец развернул полностью свои обертки – там оказалась небольшая книжица, даже скорее брошюра, темно-коричневого цвета без какого-либо названия. Это, видимо, в целях конспирации. Максенин взял ее в руки, открыл первую страницу и прочитал заглавие, причем, прочитал басом, по типу своих церковных чтений – видимо, от торжественности момента:
– Манифест коммунистической партии…
Потом, оглядев своих подопечных покровительственным взором, добавил:
– Карла Маркаса и Фридриха Энгельса.
По глазам завороженных слушателей было ясно, что они не поняли из всего прочитанного им ни единого слова. Но им, кажется, того и надо было. Чем более непонятно и недоступно – тем обворожительнее и захватывающе. Но Максенин не дал им так долго блаженствовать в неведении.
– Что замерли, дурни?.. Маркас и Энгельс – это вожди… Они написали эту книгу. Они за рабочих, за рабочий класс, за нас с вами – поняли? А сами родом с немецких. А манифест – это, как бы сказать, ну правила, или объяснения, как жить нам… Вроде тех, что вам объясняют по котловану, по стройке… Поняли?.. Только тут объясняется, как жить и что делать рабочим… Ну – всосали?..
Но его слушатели продолжали пребывать в каком-то завороженном состоянии. Максенина такое их состояние, без какой-либо ответной реакции стало уже не просто раздражать, а словно и пугать.
– Так – щас… Слушайте. Прочитаю первую строчку.
Он опять настроился на «басовый» лад, но в последний момент все-таки передумал и прочитал обычным голосом:
– «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма…»
– Призрак – это что такое? – наконец пробил молчание один паренек, сидящий рядом с Максениным.
– Это жупел, надо быть.., – отреагировал Кочнев.
– Сам ты жупел! – недовольно бросил Максенин. – Призрак – это… Это такое приведение.
– Как на кладбище?..
– Ну, ну… типа… – замешкался Максенин, не находя подходящего объяснения.
– Это как у нас белая девочка, или там карова, или знаю еще у Кошкиных на кошаре тоже водятся, и у мельницы, когда туда вода бурленая валит, – зачастил еще один совсем белобрысый паренек, мявший в руках огромный, видимо, отцовский заячий треух.
– А что за Еропа-дезя?.. – вопросил Кочнев. Похоже, он уже вполне вышел из «торжественного отупения» и был не прочь напрячь мозги.
– Европа – это и есть… Россия… – наконец нашелся Максенин. – Вы поняли? Россия – это как кладбище, по которому бродит коммунизм. А коммунизм мы уже разбирали с вами – это когда все общее, и нет богатых и бедных…
– Дык на кладбище же все мертвяки одни?.. – недоуменно выспросил еще один довольно внушительного вида парень. Он единственный сидел не на койке, а на полу, опираясь спиной на железную стойку кроватей.
– Вот!.. Вот!.. – оживился Максенин. – В России всё и все сейчас мертвяки… Усекаете?.. Все уже умерло и разваливается. Всё – кладбище. Гнилье одно вокруг. Гнилье, которое надо все сместь железной метлой. (Слово «железной» он произнес особенно жестко и с видимым вкусом. Оно ему явно нравилось.) А смести все должны рабочие, то ж – мы с вами. Мы – рабочий класс… Он еще называется пролетарьят…
Максенин сказал новое непонятное слово и снова замешкался, понимая, что и так перегрузил своих слушателей новыми терминами.
– Ша, звучит как, – выдохнул Тюхай.
– Пороле… Пралет… – попытался повторить Кочнев.
– Пролетарий…ят! – поспешил Максенин, но сам тоже споткнувшись в конце слова. – Запомните, дурни!.. Это мы так называемся… Пролетарьят – это те, у кого нет ничего, кроме рабочих спин и кулаков. И кулаки эти рано или поздно сметут всю кладбищенскую эту гниль российскую…