На этом празднике, который назван по имени скромного горного цветка, царило благодушное веселье, он никогда не омрачался дракой. Однако всадники в блестящих касках на всякий случай следили за порядком.
Внизу, у их ног, лежал древний Город королей, устремивший к нему свои башни и колокольни: вон возвышается Сан-Педро, а неподалеку — Сан-Аугустин с его сверкающим куполом, еще дальше — богатая церковь Санта-Доминго, в которой Мадонна ежедневно меняет свои одежды. А вдали катит свои волны под дуновением легкого морского ветерка Тихий океан. От самого Кальяо до Лимы высятся древние памятники — реликвии великой династии инков. Великолепная панорама завершается уходящим вдаль мысом Морро-Салар.
Пока жители Лимы любовались этими красотами, на снежных вершинах Кордильер готовилась новая драма.
Как только жители покинули город, улицы столицы заполнили толпы индейцев. Обычно они принимали активное участие в празднике аманкес, но сейчас тихо шагали по улицам с какими-то странными озабоченными лицами. Время от времени какой-нибудь вождь отдавал приказ и продолжал свой путь. Наконец все они сосредоточились в богатых кварталах города.
Солнце клонилось к горизонту, приближался тот час, когда вся городская аристократия тоже отправлялась на праздник. Знать ехала в экипажах, дамы блистали роскош-ными туалетами. И вновь все смешалось в единую толпу: пешеходы, всадники, кареты.
Едва на башне пробило пять часов, городские улицы огласил громкий крик: со всех площадей и улиц, от всех домов бежали индейцы, сжимая в руках оружие. Богатые кварталы наполнились повстанцами. Многие поднимали над головой зажженные факелы.
— Смерть испанцам! Смерть угнетателям! — неслось со всех сторон.
С холмов спускались новые отряды повстанцев, которые присоединялись к своим собратьям. Лима превратилась в муравейник. Повстанцы заняли все кварталы. Во главе одной из колонн шел Мартин Пас, размахивая черным знаменем. Пока индейцы штурмовали дома, которые были намечены заранее, Мартин Пас со своими товарищами добрался до Пласа-Майор. Мананьяни, шагавший рядом с ним, подгонял отстающих.
Перед дворцом президента выстроились шеренги солдат. Они были предупреждены о восстании и встретили повстанцев шквальным огнем. В первую минуту индейцы растерялись от неожиданности, видя, как первый залп скосил их товарищей, но затем с новой решимостью бросились на солдат. Началась яростная схватка, люди сражались врукопашную. Мартин Пас и Мананьяни бились не на жизнь, а на смерть.
Повстанцы решили во что бы то ни стало взять дворец и укрепиться в нем.
— Вперед! — крикнул Мартин Пас и повел товарищей на приступ.
Несмотря на яростное сопротивление противника, индейцам удалось оттеснить правительственные войска, окружавшие дворец. Мананьяни уже взбежал на лестницу и вдруг остановился. Солдаты расступились, освобождая место для двух пушек, готовых начать стрельбу по осаждавшим.
Нельзя было терять ни секунды. Повстанцы должны захватить пушки, пока не раздался первый залп.
— Это под силу лишь нам двоим! — крикнул Мананьяни Мартину Пасу.
Но Мартин Пас не слышал его, ибо в этот момент наклонился к негру, который прошептал ему на ухо:
— Грабят дом дона Вегаля. А может быть, уже и убивают его самого!
Услышав эти слова, Мартин Пас замер на месте, потом отступил на шаг. Мананьяни хотел было увлечь его за собой, но в этот момент пушечный залп смел индейцев.
— Ко мне! — крикнул Мартин Пас.
Несколько верных друзей окружили его, и они, прорвав цепь солдат, бросились бежать. Это было равносильно измене. Повстанцы поняли, что восстание обезглавлено. Мананьяни не удалось повести соратников на новый штурм дворца. Пушки били по восставшим в упор, вырывая из их рядов все новых и новых бойцов. Замешательство было всеобщим, поражение — очевидным. Несколько кварталов было охвачено огнем. Солдаты с обнаженными саблями преследовали убегавших индейцев, немало повстанцев погибло в этой схватке.
Мартин Пас добежал до дома маркиза, ставшего ареной яростной битвы, которую возглавлял Самбо. Старый индеец преследовал двойную цель: расправиться с испанцем и захватить в плен Сарру, чтобы вернуть сына на праведный путь.