– Кто делал экспертизу?
– Банкир Бланк. Доллары сработаны неплохо. Небольшая разница с настоящим только в бумаге, но столь незначительная, что для простого новоорлеанца, плохо знакомого с долларами, вообще незаметна.
Пьер Лафит хорошо знал Бланка. Сомневаться в заключении опытного банкира не приходилось, как и в том, каким ветром занесло сюда, на юг, фальшивые доллары.
После победы над Бонапартом Англия, не желавшая смириться с потерей североамериканских колоний, вновь устремила свои взоры за океан. Уже два года на севере Соединённых Штатов шла война. Английский флот блокировал почти всё восточное побережье. Но пока военные действия не коснулись юга, новоорлеанцы, ещё не успевшие в полной мере ощутить себя гражданами США, сильно не волновались. Их больше интересовали местные дела – торговля, новые налоги, урожай хлопка и сахарного тростника. Администрацию штата беспокоили плохо приживающиеся здесь бумажные доллары. Жители Луизианы хорошо помнил, как многих из них разорили обесценившиеся из-за европейских событий французские и испанские ассигнации. Фальшивые доллары – лучшее средство вызвать волнения на юге Соединённых Штатов и без особых хлопот овладеть богатой Луизианой.
– Убитый в гостинице опознан? – спросил Пьер Лафит.
– Я ещё не знаю его имени, но думаю, что это англичанин.
Или их агент. – Начальник полиции допил бренди. Взял предложенную сигару, в задумчивости повертел её в руках и сунул во внутренний карман широкого сюртука. – А теперь, господин Лафит, я хочу, чтобы вы меня поняли правильно. Вся эта история с фальшивыми бумажками настолько важна, что я обязан расследовать её со всех сторон, пока за дело не возьмутся парни из федеральной полиции. Это мой долг. Поэтому откровенность за откровенность: у вас действительно есть брат Жан?
Пьер Лафит позвонил в серебряный колокольчик и распорядился закладывать экипаж.
– На этот вопрос, сударь, я отвечу только после того, как увижу этого человека. Мы сейчас вместе поедем, и вы мне его покажете.
3
Вечером того же дня господин Пьер Лафит, известный в городе коммерсант и судовладелец, хозяин многочисленных лавок, магазинов и гостиниц, привёз домой на улицу Бурбонов молодого человека в военной форме. Слугам он объявил, что это его родной брат Жан, которого девять лет назад отправил учиться во Францию их покойный отец Мариус Лафит.
Темнокожая толстая кухарка Донна, мешая французские и испанские слова, разразилась эмоциональной речью и в конце прослезилась от радости за своего господина. Огромный негр молча улыбался. Горничная Эстерсита, аккуратненькая стройная мулатка в белом чепце и чёрном форменном платье, присела в реверансе. Вышколенные слуги в лучших домах Нового Орлеана не задавали лишних вопросов и открывали рот только тогда, когда их спрашивали.
– Донна, ужин, как обычно, в девять. Эстерсита, приготовь комнату для брата, ту, что рядом с моей спальней. Надеюсь, Жан, она тебе понравится. Её окна выходят в патио1, где Эмиль, мой садовник, разбил сад, почти такой же, какой у нас был в Порт-о-Пренсе на Сан-Доминго. Ты помнишь наш дом, Жано?
– Совсем плохо. Ведь мне было тоько три года, когда мы переехали в Картахену к дяде Рене. Надеюсь, он жив и здоров?
– Конечно. Ты скоро его увидишь и Доменика тоже. – Господин Лафит движением руки отпустил слуг. – Милый брат, ты не представляешь, как я рад тебе! Последний раз я видел тебя двенадцатилетним мальчиком. Ты сильно изменился.
– Просто я вырос.
Братья прошли в кабинет Пьера.
– Дядя Рене теперь тоже живёт в Новом орлеане?
– Не совсем.
Жан Лафит опустился в кресло и вытянул ноги.
– Пьер, я вижу, многое переменилось с тех пор, как умерла бабушка, и я уехал во Францию. Этот дом, слуги, лошади, кабриолет, деньги, которые ты оставил в залог, чтобы меня выпустила полиция. Откуда всё это? В Картахене мы едва сводили концы с концами. Отец даже занял у ростовщика семьдесят пять песо, чтобы оплатить мою дорогу в Европу.
– Да, всё это так. Многое изменилось, как и мир, в котором мы теперь живём. – Пьер Лафит сел за письменный стол, взглянул на разложенные бумаги. – Мой милый Жано, я отвечу на все твои вопросы за ужином. Переоденься. Эстерсита подберёт тебе что-нибудь из моей одежды – мы одного роста. А завтра прокатимся по городу и купим всё необходимое. Тебе нужно обновить гардероб. – Пьер улыбнулся. – Теперь ты – брат господина Лафита.
Через час мсье Пьер, закончив работать, убрал в стол бумаги. Покинул кабинет и прошёл в столовую, где Донна расставляла серебряный сервиз, испанские и французские вина, бокалы, фрукты, раскладывала салфетки.
– На ужин я приготовила жареную свинину, сеньор, гаванский соус к ней, суп из раков, запечённый паштет…
– Не сомневаюсь, Донна, что всё будет вкусно, как всегда.
Негр тенью спустился со второго этажа по винтовой лестнице и замер на последней ступеньке, ожидая когда господин заговорит с ним.
– Джим, поднимись к брату и скажи, что я жду его в столовой.
– Ваш брат спит, хозяин. Я не стал его будить, – сказал негр.
Пьер Лафит обошёл вокруг стола, повертел в руках бутылки.
– Прошедшая ночь не прошла для него даром. Что ж, пусть Жан отдыхает, впереди его ждёт немало сюрпризов.
4
В одиночестве Пьер Лафит отдал должное кулинарному искусству Донны и лучшим испанским виноделам. Кофе Джим принёс в кабинет, и у камина в кресле, за сигарой, под треск поленьев, нахлынули давние воспоминания.
Пьеру было пять лет, когда его отец Мариус Лафит, кожевенник из Прованса, надумал переселиться в Америку на французскую часть острова Гаити. Кузен кожевенника капитан Рене Белюш рассказывал удивительные вещи: на Сан-Доминго многие простые люди получили землю и стали господами. Мариус Лафит после долгих раздумий посоветовался со своей женой Зорой – красивой испанской еврейкой, древней тёщей, помнившей ещё времена инквизиции, и, когда в очередной раз нечем было платить молочнику, объявил на семейном совете о принятом решении.
– Здесь мы оставляем нищету, а там нас ждёт надежда.
Старшему сыну кожевенника Доменику исполнилось восемь лет. Он уже понимал, что в его жизни настают большие перемены.
Весной 1788 года Мариус Лафит продал дом и погрузился со своим семейством на корабль капитана Белюша. На Сан-Доминго лучшие земли давно имели своих хозяев. Сначала Мариус Лафит получил надел в горах, начав выращивать кофе и индиго. Но через два года открыл в Порт-о-Пренсе, столице колонии, лавку по скупке и выделке кож. В Европе они пользовались большим спросом, а местные охотники обеспечивали сырьём чуть ли не задаром. Дела Мариуса Лафита пошли в гору. В декабре 1790 года в семье появился третий сын, которого назвали Жаном. Через три года кожевенник купил дом, его красавица жена разбила за ним замечательный сад, где бабушка занималась воспитанием внуков. Мариус Лафит благословлял Бога за перемену судьбы.
Гроза разразилась неожиданно, когда стихия жизни вроде улеглась и вошла в русло. Флюиды свободы французской революции взбудоражили полмиллиона рабов на острове, и они восстали. Пьер Лафит хорошо помнил горящий дом, детский страх за свою жизнь и похороны матери; улицы Порт-о-Пренс и городскую площадь, покрытые трупами. Пока Туссен Лувертюр, вождь рабов, не объяснил, что не все белые их враги, а только плантаторы, надсмотрщики и солдаты, негры успели растерзать десять тысяч горожан.
Начавшиеся войны в Европе аукнулись и в Америке. Порт-о-Пренс захватили англичане. В это тяжёлое время Мариус Лафит, едва оправившийся от потери верной жены, решил переехать в Картахену, поближе к брату. Рене Белюш уже несколько лет жил в Новой Гранаде. У Мариуса Лафита оставался небольшой капитал, но, сломленный гибелью жены, он потерял интерес к жизни. Забота о семье легла на плечи бабушки, матери Зоры. Обладая природным умом, она ещё в молодости сама выучилась читать религиозные книги и много повидала на своём веку. Дочь преследуемого народа, она в совершенстве постигла науку выживания, хорошо знала жизнь и прекрасно разбиралась в людях. Бабушка сама занималась образованием внуков. Старшего – долговязого Доменика – взял юнгой на свой корабль капитан Белюш.