— Глупыш, конечно, я вернусь, — сказал Юнатан.
Юнатан сказал это вечером, когда мы сидели в нашей кухне и грелись у огня. И накануне дня, когда он отправлялся в путь.
Я больше не злился, только расстраивался, и Юнатан понимал меня. Он старался быть добрым, намазывал мне свежий хлеб маслом и медом и рассказывал всякие сказки и истории, но я пропускал их мимо ушей. Я слышал одну толь ко сказку о Тенгиле, наверное, самую страшную, как начал подозревать. Я спросил Юнатана, почему он должен браться за дело, зная наперед, что оно опасно. Ведь с таким же успехом он мог сидеть дома в Рыцарском подворье и жить себе припеваючи. Но мой брат сказал, что есть вещи, которые нужно делать, даже если они грозят нам опасностью.
— Но все–таки почему? — не отставал я.
И получил в ответ:
— Чтобы быть человеком, а не ошметком грязи.
Юнатан рассказал мне, что собирался сделать. Он собирался освободить Орвара из пещеры Катлы. Потому что Орвар был нужен людям даже больше, чем София. Без Орвара две зеленые долины Нангиялы погибли бы.
Был уже поздний вечер. Огонь в печке погас, наступила ночь.
И наступил день. Я стоял у калитки и смотрел, как уезжал Юнатан, как он скрывался в тумане, да, в то утро всю Вишневую долину окутывал туман. Можете не верить, но казалось, что сердце вот–вот разорвется оттого только, что я стоял и смотрел, как туман надвигался на него, как он стирал Юнатана словно резинкой, пока он не исчез совсем. А я остался один. Я не мог этого вынести. Я будто сошел с ума от горя, побежал на конюшню, вывел Фьялара, бросился ему на спину и погнался за Юнатаном. Я еще раз увижу его, стучало у меня в висках, прежде чем потеряю, может быть, навсегда.
Я знал: он должен был поехать к Софии, чтобы получить от нее наказы, и поскакал туда. Я мчался как настоящий сумасшедший и нагнал его перед въездом в усадьбу. И тут же застыдился и хотел было спрятаться, но он меня уже увидел и услышал.
— Чего ты хочешь? — спросил Юнатан.
Да, чего же я хотел?
— Ты в самом деле вернешься? — пробормотал я. Единственное, что смог придумать.
Он подъехал ко мне, и наши кони встали рядом бок о бок.
Потом смахнул что–то с моей щеки, слезы там были или еще что, он сделал это указательным пальцем, а после сказал:
— Не реви, Сухарик! Мы еще увидимся — точно! И не здесь, так в Нангилиме.
— В Нангилиме? — переспросил я. — А это что такое?
Но Юнатан пообещал только, что расскажет обо всем в другой раз.
Не знаю, как я выдержал время, что жил в Рыцарском подворье один, и чем заполнял свои дни. Конечно, я ухаживал за нашими животными. Я почти не расставался с Фьяларом в его конюшне. И подолгу сидел и разговаривал с моими кроликами. Еще я немного рыбачил, купался, стрелял из лука, но все казалось каким–то бессмысленным без Юнатана. Приходила София, приносила мне обед, и мы вместе говори ли о нем. Я все надеялся, что она вот–вот скажет: «Теперь его недолго ждать», — НО она ничего такого не говорила. Еще мне хотелось спросить ее: а почему бы ей самой не по ехать в Вишневую долину и не попытаться освободить Орвара, вместо того чтобы посылать туда Юнатана? Но к чему было спрашивать, я ведь и так знал.
Тенгил ненавидит Софию, объяснил мне Юнатан.
— София в Вишневой долине и Орвар в Шипов ничьей его опаснейшие враги, и, не сомневайся, он знает об этом, — говорил Юнатан, когда рассказывал про долины. - Орвара он уже упрятал в пещеру Катлы и туда же с удовольствием бросил бы и Софию, чтоб они там зачахли и умерли от голода. Этот негодяй пообещал пятнадцать белых лошадей тому, кто выдаст ему Софию, живую или мертвую.
Юнатан все объяснил мне. Так что я понимал, почему Софии следовало остерегаться и держаться от Шиповничьей долины подальше. И почему вместо нее туда поехал Юнатан. О нем Тенгил ничего не знал. На это по крайней мере можно было надеяться. Хотя кто–то все же догадывался, что Юнатан не просто ее слуга–садовник. Тот, кто побывал у нас ночью. Тот, кого я видел у буфета. София все вспоминала о нем и страшно беспокоилась.
— Этот человек знает слишком много, — говорила она.
И велела известить ее, если еще кто появится в Рыцарском подворье и станет шпионить. Я сказал ей, что в буфете он теперь может рыться сколько угодно.
Мы перепрятали письма в новое место: в ларь с овсом, что стоит в чулане на конюшне. Письма лежат там в большой табакерке на самом дне.
София пошла со мной в чулан, отрыла табакерку и поло жила в нее новое письмо. Ей нравится тайник, сказала она. Мне он нравился тоже.
— Ну, держись, — сказала София на прощанье. — Я знаю, как тебе трудно, но выдержать надо!
И в самом деле приходилось нелегко. Особенно по вече рам и по ночам. Я видел Юнатана в страшных снах да и наяву не знал ни минуты покоя.
Как–то раз вечером я съездил в «Золотой Гребешок». Я не вынес своего одинокого сидения в Рыцарском подворье, там было слишком тихо, и я хорошо слышал собственные мысли. А они не очень–то радовали.
Понятно, как все уставились на меня, когда я вошел в харчевню без Юнатана.
— Что такое? — сказал Йосси. — Только половинка от братьев Львиное Сердце? Куда ты дел Юнатана?
И зачем только я приехал! Я сразу вспомнил, как Юнатан и София наказывали: что бы ни случилось, никому не говори, куда уехал брат и зачем. Ни одной живой души! Поэтому я сделал вид, что не расслышал вопроса Йосси. Но здесь же, в харчевне, на обычном своем месте сидел Хуберт, и он тоже полюбопытствовал.
— Да, где же Юнатан? — спросил он. — Уж не уволила ли София своего садовника?
— Юнатан поехал в горы, — ответил Я. — Он наверху в горах охотится на волков.
Софии в тот вечер в харчевне не было. Но, как всегда, здесь собралась вся долина. И, как всегда, они пели свои пес ни и веселились. Но я не пел с ними. Для меня было не как всегда. Я понял, что без Юнатана мне здесь делать нечего, и недолго оставался.
— Не грусти, Карл Львиное Сердце, — сказал мне на прощанье Йосси. — Юнатан скоро наохотится и вернется.
Ох, как же я обрадовался его словам! Иосси потрепал меня по щеке и дал с собой пакетик вкусного печенья.
— Будет что погрызть, пока ты сидишь там один и ждешь Юнатана.
Золотой Гребешок пожалел меня. Мне сразу стало легче. Я вернулся домой. Сидя перед огнем, сгрыз печенье. Дни наступили теплые, почти летние. Но все равно приходилось топить печку, толстые стены нашего дома прогреться не успели.
Забираясь в постель, я ежился от холода, но скоро со грелся и заснул. И увидел Юнатана во сне. В таком ужасном сне, что от него проснулся.
— Я иду, Юнатан! — кричал я. — Я иду! — И рванулся с лавки.
В темноте вокруг меня еще раздавалось эхо дикого крика – кричал Юнатан! Он звал меня во сне, звал на помощь. Я знал это. Я еще слышал его и хотел броситься из дома прямо в темную ночь к нему, где бы он ни был. Но я сразу же понял, что это невозможно. Да и что мог я сделать, ведь беспомощнее меня на свете не было! Не оставалось ничего другого, как забраться обратно на лавку и лечь. Я лежал на лавке, дрожал, голова у меня кружилась, я казался себе самым маленьким и одиноким, наверное, самым одиноким на свете.
И мне ничуть не стало легче, когда пришло утро и насту–пил ясный светлый день. Конечно, я уже не очень отчетливо помнил страшный сон, но вот то, что Юнатан кричал и звал на помощь, я забыть не мог. Мой брат звал меня, так не дол жен ли я отправиться в путь и отыскать его?
Не знаю, сколько часов сидел я возле клетки с кроликами и думал, что же предпринять. Мне не с кем было поговорить, не у кого спросить. Нужно было решать самому. К Софии я не мог пойти, она бы задержала меня. Никогда в жизни она не отпустила бы меня, она же не безумная. Ведь то, что я собирался сделать, было чистым безумием. И делом опасным. Очень опасным. А я не отличаюсь храбростью.